— Все, хватит, — глядя в безмятежную синеву неба, лоскутами выглядывающую, сквозь резную крону, пообещала Иришка. — Я прямо сейчас возьму себя в руки, только полежу еще немного… Совсем капельку… А потом я вернусь. По-настоящему вернусь!
Она закрыла глаза, чувствуя, как веки наливаются тяжестью, и позволила себе задремать, тихо улыбаясь во сне, а потому не по-чувствовала, как чьи-то руки подхватили ее, не увидела вспыхнувший портал, не поняла, что покидает Темную Дубраву.
* * *
Ее разбудили звуки музыки. Поначалу совсем тихие гитарные переборы, постепенно набирали силу и звали, звали… Куда? Зачем? Иришка не знала. Глядя на знакомые резные балки потолка, она спросонок никак не могла взять в толк каким образом, засыпая в Темной дубраве, проснулась в Морено касле.
Между тем на улице, а звук шел именно оттуда, к первой шестиструнной страдалице присоединилась вторая. Иришке казалось, что гитары переговариваются между собой, то соглашаясь, то споря друг с другом, то жалуясь и тоскуя.
Первая за последние дни, наполненные усталостью и обидами, пока еще робкая улыбка коснулась губ маркизы.
— Похитили, — констатация этого факта, заставила ее негромко засмеяться и встать с постели. — Как есть похитили!
Забыв надеть туфельки, Иришка побежала на балкон.
* * *
Ночь уже успела накинуть на плечи, черную расшитую сверкающими звездами шаль и умастить нежную кожу изысканными духами с запахом резеды и левкоев. Она велела соловьям молчать, не мешая пению гитар, разогнала тучи, надела на буйные кудри тиару, увенчанную лунным диском. Устроившись поудобнее в любимом кресле, сотканном из предвечного мрака, ночь подняла хрустальный бокал, доверху наполненный грезами, и улыбнулась.
* * *
Опираясь на балконные перила, Иришка смотрела вниз. А там на черной глади реки, в лодке, освещенной яркими фонарями стояли ее похитители.
— Птичка, ты проснулась? — один из них улыбаясь смотрел вверх.
— Нет, — не согласилась с очевидным она, — я сплю.
— И что же тебе снится, сладкая? — второй перестал терзать гитарные струны.
— Мне снится… — Иришка задумалась. — Мне снится… — Я еще не определилась, — она лукаво улыбнулась мужчинам. — Но если вы споете, я смогу принять решение.
И они пели, призывая в свидетели ночь, жаловались на жестокую красавицу, которая похитила их сердца.
— Не отдам! — хохотала Иришка. — Не верну! Они мои!
— Конечно твои, — соглашались певцы, не сводя глаз с балкона.
— Правда? — она зябко поежилась, переступая босыми ногами.
— Птичка, — Грег, нахмурившись, отложил гитару, — ты что босая?!
— Пчхи, — Иришка виновато развела руками.