— Ты ее совсем не помнишь?
Сабира же глубоко вздохнула, качая головой, стараясь удержать рвущиеся наружу рыдания. Большую часть ее жизни она практически не говорила о матери, разве что с братом и, увидев сейчас участие и интерес во взгляде подруг, начала рассказывать:
— Я плохо помню тот день, в отличие от Самата. Моя память была более милостива. Нам было по семь лет. Помню только, что был очень жаркий день, и мы гуляли в саду.
Сад был великолепен. Это было произведение ландшафтного искусства: изумрудно-зеленая трава, многочисленные клумбы и кусты, фруктовые деревья и большой фонтан. Именно таким Сабира представляла волшебный сад возле дворца падишаха, в сказках, что читала ей мама. Девочка знала, что этот сад отец разбил для ее мамы, ведь она, хоть и была самой младшей, третьей женой, для мужа являлась самой красивой и любимой. Они часто все вместе гуляли здесь, смеясь и играя. Сабира была самой счастливой девочкой во всем Фесе, шагая рядом с мамой, отцом и братом. Но сегодня отец уехал на работу, и девочка скучала.
Она играла в куклы на небольшой поляне, представляя себя, в очередной раз, принцессой за которой вот-вот прилетит на ковре-самолете красивый и богатый падишах. Девочка украдкой смотрела в сторону подвесных качелей, на которых сидела мама, читая книгу. Рядом бегал Самат, играя в отважного воина, размахивая игрушечной саблей.
Все произошло в один миг. Вот мама, улыбаясь ей, встаёт с качелей и вдруг хватается за сердце. Ее качает, и она открывает рот, то ли в попытке вздохнуть, то ли в немом крике. Женщина начинает медленно оседать на землю. Самат, стоящий рядом, отреагировал мгновенно, бросая игрушку и стараясь подхватить мать.
— Сабира, беги за помощью! — закричал он, держа голову матери на своих коленях.
И Сабира побежала. Побежала быстрее, чем когда-либо. В саду собрались все слуги и две первых жены отца. Послышались звуки сирены, но было уже поздно.
Самат так и сидел, удерживая голову матери на коленях, и через всхлипы уговаривал маму открыть глаза, но женщина уже ничего не услышит. Мальчика буквально оттащили от умершей. Все были шокированы и напуганы.
В последующие дни дом погрузился в оглушающую тишину. Не слышен был больше смех, затихла музыка, и двое детей лежали на огромной постели в попытках уснуть. Им нельзя было плакать: нельзя тревожить покой умерших, — , но Сабире так хотелось, что слезы сами катились по бледным щекам. Тихие всхлипы были еле слышны. Самат лежал рядом, молча, не шевелясь, и лишь сильнее сжимал ладонь сестры.
— Нас с братом вырастила Зухра — вторая жена отца. Она старалась, как могла, заменить нам мать.