— Перкинс! — и повторил: — Перкинс!
Ничего не произошло, и он торжествующе объявил:
— Видишь?!
Теодор поражённо выдохнул:
— Астория!
— Верно, гений!
— Я должен покинуть вас, — взволнованно произнёс Тео и выбежал из спальни.
— Подожди! Я с тобой! — окликнул его Драко. — Камин Гринграссов всё ещё открыт для меня. Не думаю, что они посмеют ограничить мне доступ в своё имение. По крайней мере до тех пор, пока вся их семья живёт на деньги Малфоя.
— Папа, подожди, — Скорпиус ухватил отца за рукав и затараторил: — Нам надо поговорить. Я должен сказать тебе что-то очень важное. Я знаю, что случилось с тетей Пэнси, я прочитал об этом в Пророке… Это… Это я виноват… Я… Я был так зол на тебя… И сказал, что желаю тебе с…
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, мой мальчик, не говори ерунды, — крепко прижав сына к груди, Драко ласково пригладил светлые локоны. — Это безобразие не имеет к тебе никакого отношения. На эти выходные я заберу тебя домой, и мы поговорим обо всём. Хорошо?
Отпустив Скорпиуса, он повернулся к Теодору.
— Пошли, приятель, — и, удостоверившись, что сына уже нет поблизости, добавил: — Давай-ка, выведем эту фригидную сучку на чистую воду!
Нотт выслушал друга, недовольно поморщившись: ему совсем не нравилось, какой оборот принимала ситуация. Несмотря на выявленные факты, он всё ещё лелеял надежду, что Астория непричастна к убийствам, а слепая ненависть Драко к бывшей жене — не более чем навязчивая идея, вызванная разводом и последовавшими за ним скандалами. Однако теперь его и так на ладан дышащий оптимизм, видимо, собирался совсем испустить дух.
Спустя несколько секунд друзья вышли из камина Гринграссов.
— Они сейчас в гостиной. Время чаепития, — с видом знатока пояснил Малфой, ведя Теодора по коридорам поместья.
Вскоре они достигли двери цвета слоновой кости, и Драко, безо всяких предисловий распахнув её, ворвался внутрь. Бросившийся за ним Нотт вынужден был застыть на пороге, как и Малфой секундой раньше. В ярко освещённой, отделанной жёлтым комнате за столом сидели две женщины: Астория Гринграсс и… Гермиона Грейнджер.
У него перехватило дыхание. Мало того, что зрелище само по себе отдавало абсурдом, Теодор сразу отчётливо понял: что-то не так. Он внимательно оглядел комнату, отмечая изящную фарфоровую посуду, стоящую на столе, и застывшую с поднесённой к губам чашкой Гермиону, которая, видимо, только собиралась сделать глоток чая. Тео уставился на неё во все глаза, уже собираясь спросить, какого чёрта она здесь делает, когда почувствовал слабый аромат горького миндаля. В следующий момент Грейнджер сделала глоток чая, и, словно в замедленной съёмке, Нотт увидел, как она открыла кривящийся в судороге рот, пытаясь вдохнуть. Но от нехватки кислорода издала лишь долгий сиплый хрип, руки её конвульсивно вцепились в горло, а переполненные ужасом глаза неестественно широко раскрылись.