— Благодарю вас, сэр. Я запомню. Лука и Панаис, а также деревня Маргарита, первое оливковое дерево на площади.
— Лука и Панаис, только эти двое, — повторил Влакос с мольбой в голосе.
— Даю вам слово, сэр. Чем меньше участников, тем лучше и для нас и для ваших соотечественников. — Меллори удивился настойчивости старика.
— Надеюсь, надеюсь, — произнес Влакос.
Меллори поднялся и протянул руку.
— Вы напрасно волнуетесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы никого не увидим. Нас интересуют только пушки.
— Да, пушки... Это ужасные пушки, — Влакос покачал головой. — А вдруг...
— Пожалуйста... Не волнуйтесь. Все будет хорошо, — мягко, но настойчиво сказал Меллори.
— Да поможет вам бог! Мне остается только жалеть, что я не могу пойти вместе с вами.
ВОСКРЕСЕНЬЕ. НОЧЬ
19.00—02.00
— Чашку кофе, сэр?
Меллори замычал, шевельнулся и о трудом открыл глаза. Он раздраженно подумал, что военно-воздушные силы никогда не соберутся обить эти дьявольские железное кресла, последнюю новинку администрации: тело ныло, щк после тяжелой работы. Привычно взглянул на светящийся циферблат. Только семь! Значит, он спал меньше двух часов! Зачем его разбудили?..
— Чашку кофе, сэр? — Молодой стрелок-радист с импровизированным подносом в руках терпеливо ожидал его пробуждения: несколько чашек кофе дымилось на крышке патронного ящика.
— Извини, парень, извини. — Меллори приподнялся, взял чашку и понюхал кофе с видом знатока. — Спасибо. Честное слово, запах совсем как у настоящего.
— Так оно и есть. Настоящий кофе, — довольно улыбнулся стрелок-радист. — У нас на камбузе свой кофейник с ситечком.
— Да вы просто волшебник! — недоверчиво покачал головой Меллори. — Вот тебе и ограничения военного времени в королевской авиации! — Он откинулся на спинку кресла и стал смаковать кофе. Случайно глянул в иллюминатор, вскочил, обернулся к стрелку-радисту и с сомнением указал на неясный горный пейзаж, проплывающий внизу: — Что за черт! Мы должны быть здесь через два часа после наступления темноты... А сейчас едва стемнело... Может быть, пилот?..
— Мы над Кипром, сэр, — ухмыльнулся стрелок-радист. — Вон там, на горизонте, виден Олимп. Мы всякий раз даем крюк, когда летим в Кастель-россо. Чтобы нас не заметили, сэр. Потому всегда и уходим так далеко от Родоса.
— Ну и сказанул! Чтобы нас не заметили... — передразнил его тягучий голос. Говоривший лежал мешком, другого слова не найдешь. Острые колени поднимались из кресла на несколько дюймов выше подбородка. — Ой, не могу! Чтобы их не заметили! — повторил он с блаженным изумлением. — Даем крюк к Кипру! Нас перебросили на моторной лодке За двадцать миль от Алекса* )чтобы никто на острове не подсмотрел, как мы поднимаемся в воздух. И что потом? — Он с трудом приподнялся в кресле, мельком взглянул в иллюминатор и снова рухнул на сиденье, явно утомленный таким усилием. — А потом нас втискивают в эту старую этажерку, которую за сто миль и слепой увидит наверняка, особенно сейчас, в темноте, потому что болваны покрасили ее в самый белый из всех белых цветов.