— Ты их отпустишь?
— Посмотрим. Все зависит от того, насколько ты сможешь меня порадовать.
Дара ненавидела его улыбку. Она выворачивала ее наизнанку, настолько надменно улыбался Гер.
— Отпусти их, и тогда я сделаю это.
— Ты не на рынке, чтобы со мной торговаться.
— Как я могу тебе верить?
— По-моему, ты сейчас испытываешь мое ангельское терпение, — Гер видел метание девушки, ее нервные движения, порванный браслетик из бусинок. Чувство жалости проскочило глубоко внутри. Он перевел взгляд с ее глаз на губы и понял, насколько хочет увидеть, как они обхватят его плоть. Все чувства ушли, оставляя лишь одно — всепоглощающее животное желание.
— Отпусти их, и я сделаю это, — повторила Дара, зная, что должна добиться для цыган свободы.
— Хорошо. Но твой обман дорого встанет твоему табору. Если ты не сдержишь сейчас своего слова, я пошлю людей, и они пожгут ваши дома.
Гер видел, как она побледнела. Он протянул руку к телефону и, набрав номер, произнес:
— Ковало, отпусти цыган. Да, прямо сейчас, просто отпусти.
— Как я могу тебе верить, что их отпустили?
— Мое терпение подошло к пределу. Я сейчас дам команду, и Ковало отправит людей поджечь коттеджи цыган в твоем поселке.
— Не надо.
Гер отшвырнул от себя телефон и стал расстегивать ремень на брюках. Дара, окаменев, следила за его движениями. Он расстегнул ремень, пуговицу, а затем и молнию.
Как же тяжело ей дались эти несколько шагов. Даре казалось, ее ноги налились свинцом, настолько нереально их было переставлять, приближаясь к Геру.
Встав между его разведенных ног, она замерла, перестав дышать.
Гер видел ее состояние и то, как она идет к нему, преодолевая себя. Он понимал, какая борьба сейчас идет внутри нее. А еще он осознал, что впервые в жизни ломать оказалось не так приятно. Вернее, ему это вообще не нравилось — ломать ее. Видя, что он смог и сломал, он впервые не ощущал удовольствия от победы. И он уже хотел прекратить это, не понимая, кому он делает больно — ей или себе. Но девушка опустилась перед ним на колени и провела язычком по своим губам. Он осознавал, что это не специально, только вот все его тормоза слетели, и он почувствовал волну цунами, которая его накрывает. Разум затмился, и осталось лишь желание — или это была страсть? Гер не знал, не понимал, что с ним происходит. Почему с этой цыганкой все по-другому? Почему с ней все по-настоящему — и боль, и удовольствие? Возможно, он привык жить в лживом мире, где все пронизано ложью, даже отношения в постели. Все было ложью, ложью ради денег, богатства, власти… Это был его мир, и он властвовал в нем.