От голоса Гера Дара вздрогнула, возвращаясь к реальности. Она протянула руку и заставила себя прикоснуться к этому…
Член в ее руке пульсировал и был горячим. Ощущения ей были незнакомы, она не знала, как держать это в руке, то, что являлось для мужчин таким важным.
Дара провела по нему пальчиками и почувствовала ответ в виде его пульсации и тихого стона, слетевшего с губ Гера.
Власть… власть над мужчиной… Дара слышала об этом, но никогда не думала, насколько это реально. Она еще раз сделала движение по члену и почувствовала, как Гер становится другим — его взгляд, его дыхание. Зрачки его глаз расширились и стали огромными. Его глаза были медовыми… мед, сладкий и тягучий. Дара провела пальчиком по головке члена, размазывая выступившую смазку, и потом сделала то, что не осознавала разумом. Она поднесла свои пальчики в тягучей прозрачной смазке к губам и слизала все языком.
Дара видела зрачки Гера и видела себя в них. Ей казалось, что она тонет в их глубине, и еще ей казалось, что она пьяна… Только от чего? От запаха страсти, пропитавшей эту комнату, или от вкуса Гера на своих губах? Она не понимала себя, того инстинкта, который заставил ее приблизиться к члену Гера и аккуратно слизать очередную каплю прозрачной жидкости.
Ей это нравилось. Его вкус и то, как он застонал, когда она провела языком по его набухшей головке.
— Пожалуйста… — простонал Гер, — возьми его в рот…
Она почувствовала его изнеможение и приблизила губы к его плоти. Это было впервые для нее, и она не знала, как все нужно делать. Только видя перед своим лицом набухшую головку члена, Дара понимала, насколько та чувствительна. Тонкая кожица, покрытая вытекающей смазкой, и выступающие венки — это было так пронзительно-нежно и так откровенно. Полонский был для нее раскрыт и беззащитен. Но Дара не могла причинить ему боль. Поэтому она очень нежно приблизилась губами к розовой кожице и нежно провела по ней языком, слизывая выступившую влагу. Гер вкусный — глупая мысль пронеслась в ее голове, пока она продолжала облизывать его. Почему она взяла в рот его головку и начала посасывать, Дара сама не понимала. Это что-то древнее, неизвестное ей подсказало, что так нужно, так правильно и такова суть всего. Это и есть любовь. Дара гнала глупую мысль о любви. Какая любовь к тому, кто разрушил ее жизнь, кто ненавидит ее. Только ее язычок перемешивал все мысли в голове, работая так активно.
Она ощущала удовольствие от стонов Полонского. Его член бился в ее рту, и было так приятно обхватывать его губами, втягивать в себя, посасывать, а потом, полностью вынув изо рта, слышать, как Гер стонет. Его пальцы в татуировках и перстнях сжимали ткань дивана, показывая его нетерпение.