За обедом она молчала. За ужином тоже молчала. Задумчиво накручивала свисающую прядку на палец, она всегда так делала, когда в себя уходила. А после ужина взяла книгу и ушла во двор, Лиза любила там вечером читать. И Рональд понял, что больше не может. Ну разве она много хочет? Всего лишь, чтобы он сказал вслух то, что девушка и так знает. Да пусть она потом рассмеется, пусть забавляется, какая разница? Ведь Грэгору Лиза до сих пор ничего не рассказала, значит, она хотя бы не задета, значит, и дальше будет молчать. А если все останется между ними, в тайне, то почему и нет? Зато она повеселеет и перестанет так смотреть. И самому же легче станет.
Он наспех перемыл посуду. Взял с дивана плед. Настроился, решился. Выдохнул, вдохнул. И пошел во двор.
Столкнулся с Лизой на крыльце. Снаружи стемнело, с неба смотрели звезды и огромная луна, сверчки пели из цветов. Вечер дышал прохладой. А девушка встала напротив и голову чуть-чуть склонила. Рон замешкался, засмотрелся, но решительности не растерял.
— Спасибо, Рональд, мне не надо. Я спать уже пошла, — сказала она, увидев плед в его руках.
— А, спать… Лиза, пообещайте, пожалуйста, что Грэгору ничего не скажете.
— Что — не скажу?
— Вот это. Лиза, ты мне очень нравишься. Очень сильно, — сказал Рон, с силой прижимая плед к груди и на всякий случай крепко зажмурив веки, чтобы не видеть, как она рассмеется.
— Ой, правда?.. — услышал он совсем не смех. Несмело приоткрыл глаза. — Спасибо, мне это так приятно… слышать.
И тут Рон понял, что она сама — растерялась. И что Лиза на самом деле смущена.
— И ты мне тоже очень нравишься, — вдруг добавила она, смотря в его глаза. Поднялась на ступеньку выше и поцеловала в щеку. — Спокойной ночи, Рональд. И Грэгору я ничего не расскажу, не переживай.
— А, а, а… — к такому он оказался совершенно не готов. Хотел что-нибудь сказать, но что тут скажешь, когда сердце в груди так сильно разошлось, что и дыхание перехватило, и голос онемел? То, что она вслух произнесла, не могло быть правдой, потому что такой волшебной правды не бывает никогда; а щека, говоря об обратном, огнем горела. Рональд стоял, судорожно вцепившись в плед, и боялся шелохнуться, чтобы не вспугнуть слишком хорошее мгновение; и с раскрытым ртом смотрел, как Лиза прошла мимо, открыла дверь, сделала шаг в дом — замерла — и напоследок обернулась.
И посмотрела хитро, как лисичка. И улыбнулась. Искренне, по-правде. И ямочки на щеках предназначались не чудовищу лесному, а ему. Ему. Ему!