Глава 30
Подковёрная возня
— Яробор —
Через большое окно в горницу падал ранний свет, витая яркими пылинками в воздухе. Солнце роняло свои лучи на ровненькие, подогнанные досочки, устилающие пол, на белёные стены, на пахнущую дымом печь и стол.
В углу щелкал кнопицами по дощечке Андрюша, отчего рисунки на цветастом зеркале-мониторе сменяли друг друга. Он время от времени оборачивался на меня, думая, что я могу что-то не видеть в своём собственном доме, и появлял некую социяльную страницу, как они сие называли, где мелькали имена его друзей и матери. Он писал им коротенькие записки, а после ждал ответа.
Бывший стражник Антон сидел в углу большой горницы положив на колени нотбуку и остервенело водил пальцем по чувственной плашке с такой злой рожей, словно взаправду мог кого убить. Я раз заглядывал поглядеть, чем он там занимается. Оказывается, он руководил нарисованной самоходной телегой, окованной обильно железом, и пущавшей ядра из длинной пушки в такие же телеги, зовущиеся ласково Таньками, видать, по имени той Татьяны, что придумала безделицу сию. Не по нраву мне было сие. Нет, не то, что он ныне бездельничал, а сама забава с рисованными безделицами. Толи дело город ихний, огромный, интересный, полный всяких новшеств к коим мне ещё привыкать и привыкать.
— Я в чате со штабом состою, — проговорил Антон, не поднимая глаз, — там сетуют, что из-за тебя люди погибли.
— Кто? — негромко переспросил я, вздёрнув бровь.
— Два чародея из новеньких.
— Клевещут. Никого я не убил, — отмахнулся я, недовольно скривившись. Мало чего понапридумывают людишки.
— Ты барьер снял, Лазутчики орды проникли. Мы все-таки на войне.
— А, — отмахнулся я, — пустое. И это не моя война, а людская.
Антон на некоторое время замер, а потом снова стал биться с нарисованным врагом. Я ухмыльнулся. Буду я ещё из-за них переживать.
Лучик солнца чуток сдвинулся и упал Лугоше на лицо. Девчурка, спавшая на широкой, укрытой серой овчиной лавке, поморщилась и поджала ноги. Я ласково поправил сбившийся платок и положил ладонь на ее голову. Девчурка, одетая в домашнее серенько платье длиной до коленок, мерно и спокойно задышала.
Четыре сотни лет мы вместе. Четыре сотни лет назад выгнали Лугошу на болото ее же родичи. Хотели принести в жертву. Мне принести.
Когда буря миров сдула колдовство с этого мира, всяк дух попрятал, а кто не смог, тот сдох. Я же потихоньку лишался рассудка, капля за каплей становясь тем зверем, которым был в самом начале своего бытия. Деревня людская, что сбежала от гонений князя Владимира, поклонялась мне. А как разум совсем был на грани угасания, я стал охотиться на них, аки медведь шатун.