Я вздохнул тоскливо.
Давно это было. Давно.
Жертву мне и раньше приносили. Не впервой было. Бродит по ночному лесу девица, слезы роняет, о пощаде молит, а я рыскаю рядом, рычу неистово, гоню ее в саму чащобу, где вырву сердце, орошу обильно кровью полусгнивший столб с моим ликом.
А тут диво дивное, стоит предо мной дева бесстрашная с серыми, как вода, глазами да ярким венком из белых цветов и молвит: «Не троне них». Она молила о пощаде не для себя, а для своих убивцев. В тот миг я узрел ту грань человечности, которой была противна алчность и злоба, лесть и зависть. Чистейшая душа.
Четыре сотни лет, она одна лишь помогала не угаснуть огню моего разума в пучине дикости и беспричинной ярости.
Я улыбнулся и погладил спящую девицу, утопшую в болотине. Я вырвал хребет той болотной твари, что затащила ее в трясину, а потом рыдал над бездыханным телом. И словно кто сжалился надо мной, обратив её в духа ручья. А может она сама не смогла уйти за кромку, чуя долг заботы обо мне. Деревенские потом подохли все, как один, от морова поветрия, но тут мои руки чисты. Сами они.
— Андрюшка, — тихо позвал я дьяка, узрев, что тот быстро щёлкнул клавицами, прежде чем повернулся ко мне ликом. — Что пишут люди обо мне?
Паренёк тоскливо глянул на екран.
— Ничего толкового. Ты же не в городе, а в глухомани.
— Ой, брешешь, — протянул я, — молви как есть.
Я чуял ложь, и нечего ее от меня было скрывать.
— Да, так. Есть несколько комментариев. Говорят, есть болотный даун, который сидя в кустах от натуги пугает всех своим кряхтением. А еще говорят, ты ети.
— Кто ети? — нахмурившись, спросил я, опять эти неведомые тролли пишут брехню.
Видать это те духи камня, что у поморов на голых островах живут в морозном море. Дурные они, и на язык длинные. Поймать бы одного, да подвесить за язык над медленным огнём, чтоб пятки поджарить. Я долго второго дня с одним бранился, так их ещё больше слетелось, как падальщиков на тушу дохлого лося. И грызутся меж собой, подобно псам шелудивым за кость. Я сперва чуть екран не расшиб со злобы, а потом понял, что глупо это, не надобно уподобляться тем упырям зазеркалья. Не по чести это.
— Ети, это лесной человек, типа обезьяны, — поёжившись ответил Андрюша.
— Не видели они, стало быть, лесных людей, — пожал я плечами. — А дауны это кто?
— Юродивые, — ещё сильнее сгорбившись, промолвил дьяк.
— Сами они юродивые. Ты так и напиши, — со вздохом произнёс я. — Эх, надобно к морам с просьбой идти. Пока одного на кол не посадишь, в назидание другим, как дохлую ворону на верёвочке не подвесишь, чтоб остальные не каркали, не угомонятся. Что ещё молвят? Что в мире деится?