В голове кружилась птичкой-невеличкой спасательная мысль. Люди всегда те же, что тысячу лет назад, что сорок тысяч. Ну, наряды другие, ну, возы самоходные, ну, дома высотные. Люди те же.
Я открыл глаза. Прохожие огибали нас, посматривая косо на наши одёжи да на наручи жёлтые, словно это клеймо было. Глаза стали присматриваться к мелочам, а внутренний колдовской взор довершал рисунок бытия. Вот беззаботные юнцы, шумно обсуждали какого-то препода. Что это за чин такой я не стал выслушивать, потом узнается, как и то, почему он их загрузил каким-то сопроматом, но, видать, не так уж тяжка та поклажа, раз такие костлявые да немощные снести смогли. Всяко легче брёвен для сруба да мешков с мукой на мельнице.
Юнцы остановились и поглядели в след очень легкомысленно одетой девице, цокая языками, и называя её классной тёлочкой. Ещё пара странных слов.
Девица горделиво прошагала в чёботах с высоким-высоким каблуком. Даже дивно, как ноги не переломала, идя нарочито важным шагом.
Мимо прошёл гладко выбритый мужчина, от которого запахло резким непривычным благовонием. На мужчине был тёмно-серый сюртук с портами из дорогой, слегка поблёскивающей, как шёлк, ткани. Светло-голубая сорочка и шейная тряпица в пару были сюртуку. На ногах блестящие чёрные обутки, как те, что у Градислава были. Мужчина презрительно смерил нас с ног до головы, отчего мне захотелось открутить ему голову и насадить на странный фонарь о трёх сменяющих друг друга цветных огнях. Я стиснул кулак, услышав короткое «Ой» от Лугоши, чью ладонь держал своей руке.
Я перевёл взгляд. Недолече не молодая уже баба объясняла малому дитяти, что какой-то лего они покупать не будут, но ребятёнок орал во всё горло, мол, хочу и всё. Потерявшая терпение баба поволокла дитё прочь, злая как цепная собака.
И все мужики без шапок. Все бабы простоволосы. Срам да и только.
— Дядя Яробор, — начала Лугоша, указал на другую сторону улицы, — а я знаю, что это.
— Что? — коротко спросил я, подняв бровь и переведя взор в ту сторону.
— Это трактир.
Я присмотрелся. И правду трактир. За большим стеклом было видно, как за столами сидят люди и едят, обсуждая промеж себя всякое.
— Дядь Яробор, пойдём, посмотрим. Я ж никогда в трактире не была.
— Да ты только в деревню бегала людей издали смотреть. Скотину видела и дома, — усмехнулся я.
— Я пока в трясине не утопла тоже в тереме жила. Кажется. Наверное, да. Плохо помню. И коров было вот столько.
Девчурка показала мне растопыренные ладони, явив десяток перстов.
— И свиней стокма же. А кур и гусей без счёту.