Раньше его звали Лёшка. Жил он с матерью и двумя младшими братьями. После Перестройки мать ударилась в религию и ушла с завода в церковь. Бухгалтеры и в божьем доме нужны оказались. Пацаны с ней ни одной службы не пропускали. Алексей вырос статным, детский голосок со временем превратился в уверенный бас. Батюшка поспособствовал, и Лешку приняли в семинарию. Учился он хорошо, подавал надежды. Неужели в семье будет священник? Радости матери не было предела. Машину сыну купила на деньги паствы. Наказание за растрату пришло сразу. В сумерках подслеповатый юноша сбил беременную женщину на пешеходном переходе и получил по полной. И срок большой дали, и раскаяние терзало сердце.
В тюрьме Семинарист пользовался уважением. Неторопливые движения и размеренная речь действовали даже на отпетых уголовников как гипноз. Слова лились прямо в душу, обволакивая сознание и вселяя уверенность в лучшее будущее. Его слушали часами, просили совета. Алексей никому не отказывал. Вот и Максу помог. В ожидании приговора время ползет, как пьяный вечером до дома, отдыхая на каждом углу. Делать всё равно нечего, а тут собеседник приятный. Много дней провели они в разговорах о боге и грехе, преступлении и каре небесной. Забитый, испуганный физрук сначала молчал, даже не смотрел на Семинариста. Потом стал прислушиваться, и даже вопросы задавать.
– Вот ты говоришь, бог всё видит. А почему тогда столько мрази по улицам ползает, людей убивают и грабят, а?
– А это тоже богу угодно. Испытания присылаются не зря. Для чего-то это и нужно. Всем воздастся, будь уверен.
Как это ни странно, никогда Максу не было так хорошо, как в тюрьме. Эти беседы и размышления изменили его. Разбудил Семинарист спящее в нём зернышко человечности. Оно робко проклюнулось, а потом смело проросло на благодатной почве. Как он мог убить Марго? Он ведь не убийца. А потом бросить тело и убежать. Как он мог быть таким легкомысленным и равнодушным – не проверить лестницу для детских занятий и подставить завхоза. Почему ничего не шевельнулось в душе, когда хоронили первоклассниц. Только о своей шкуре он тогда пекся, да и Марго ему твердила, что не виноват. Учительница первая моя. С родной дочки пылинки сдувал, а чужие дети не в счёт? А как он поступал с Ксюшей? Изменял, ни во что её не ставил. Нет, так нельзя! Нельзя быть таким эгоистом, отродьем рода человеческого.
После оглашения приговора пути осужденных разошлись. Штурца в калмыцкие степи отправили, Семинариста – в Воркуту. По небритым щекам физрука текли слёзы. Не хотел отпускать Алексея от себя, столько ещё вопросов осталось нерешённых. Ну, ничего, на новом месте найдёт духовного собеседника, а нет, так в библиотеку пойдёт искать ответы на вопросы.