Он забрал у неё пустой бокал и отставил в сторону.
— Ты должна была мне сказать. Если бы я знал, то никогда бы не попросил встретиться со мной ночью.
— Здесь недалеко. Я думала, свечи мне будет достаточно, — сказала Пандора, теребя пояс от фланелевого халата. — Я не думала, что споткнусь о собственные тапочки. — Она высунула из-под ночной рубашки голую левую ногу и нахмурилась. — Я один потеряла.
— Я найду его позже, — взяв её руку, Габриэль поднёс кисть к губам. Он рисовал узоры из нежных поцелуев на её холодных пальчиках. — Пандора… что произошло с твоим ухом?
Перспектива обсуждения этого вопроса отозвалась протестом в её душе.
Развернув руку Пандоры, Габриэль поцеловал её ладонь и прижал пальчики к своей щеке. Выбритая кожа оказалась гладкой, если провести по ней в одном направлении и слегка шершавой, словно кошачий язычок, в другом. Свет пламени окрасил Габриэля целиком в золотистый цвет, не затронув только ясной синевы глаз, оттенка арктической звезды. Он чертовски терпеливо ждал, пока Пандора собиралась с силами, чтобы ответить.
— Я… не могу говорить об этом, касаясь тебя. — Убрав руку от его щеки, она сползла с коленей Габриэля. В ухе продолжало звенеть. Слегка прикрыв его ладонью, она несколько раз постучала пальцами по затылку. К её облегчению, трюк сработал.
— Звон в ушах, — сказал Габриэль, внимательно за ней наблюдая. — От него страдает один из наших пожилых семейных адвокатов. Часто тебя это беспокоит?
— От случая к случаю, когда я огорчаюсь.
— Сейчас для этого нет причин.
Пандора одарила его мимолётной, рассеянной улыбкой и плотно сцепила пальцы в замок.
— Я сама на себя навлекла беду. Помнишь, я рассказывала, что подслушиваю? Вообще-то сейчас я делаю это не так часто, как раньше. Но в детстве, это был единственный способ узнать обо всём, что творилось в нашем доме. Мы с Кассандрой ели в детской и играли сами по себе. Иногда проходили недели, прежде чем мы видели кого-то, кроме Хелен и слуг. Когда мама уезжала в Лондон или отец отправлялся на охоту, или Тео отбывал в школу-интернат, они даже не прощались. Во время визитов родителей домой, единственным способом привлечь их внимание служило плохое поведение. Я, конечно, вела себя хуже всех. Втягивала Кассандру в мои замыслы и происки, но все знали, что она хороший близнец. Бедная Хелен большую часть времени читала книги в углу и пыталась быть невидимой. Я предпочитала причинять неприятности вместо того, чтобы меня игнорировали.
Габриэль взял её длинную косу в руки и поигрывал ею, пока слушал рассказ.
— Мне было двенадцать, когда это произошло, — продолжила она. — Или, может быть, одиннадцать. Родители спорили в спальне за закрытыми дверями. Всякий раз, когда они ругались, это было ужасно. Они кричали и били вещи. Естественно, я засунула нос не в своё дело и отправилась подслушивать. Родители ссорились из-за мужчины, с которым у мамы… были отношения. Отец кричал. Он бросался словами, словно разбитыми вещами. Кассандра пыталась оттащить меня от двери. Но она распахнулась, на пороге стоял отец в ярости. Должно быть, он заметил движение в трещине на нижней части обшивки. Отец быстро, как молния, потянулся ко мне и ударил по ушам. Я помню только жуткий взрыв. Кассандра говорит, что помогла мне вернуться в нашу комнату, а из моего левого уха пошла кровь. Правое зажило через день или два, но левым я практически не слышала, а глубоко внутри стучала боль. Вскоре у меня начался жар. Мама сказала, что это не имело никакого отношения к уху, но думаю, что это не так.