Небосвод упорно оставался чистым, а значит, и бояться было нечего. Лучше послушать маму, в последнее время особенно часто рассказывавшую драгоценным чадам сказки. Поистине увлекательные сказки! От которых у детей буквально открывались рты и невольно возникали перед глазами картинки, яркие, заманчивые. Кажется, они не совсем не понимали, что вызвало у матери такой внезапный интерес к старинным байкам, но и не особенно желали вникать: главное, что родительница не забросила святые традиции.
— А когда папа вернётся? — порой всё же спрашивали дети, искренне недоумевавшие, куда пропал любимый отец.
— Я точно не знаю, но уверена, что это случится скоро, — с улыбкой заверяла мать. И начинала ласково трепать мягкие белокурые волосы дочери, вызывая у девочки довольную улыбку.
Конечно, она была ничуть не уверена, что муж вернётся скоро, но, чтобы не огорчать детей и разжечь в своём сердце надежду, уже несколько угасшую, произносила туманную многозначительную фразу. Но дети верили. Они были слишком маленькими, наивными и неопытными, а потому не могли спорить. Пленённые великолепными историями, ребята считали свою мать чуть ли не всезнающей. Зря.
Однажды в дверь действительно постучали, тихо, приглушённо, робко. Женщина тогда сидела дома и шила платье, выравнивая каждый ряд, каждый мельчайший стежок. Её руки чуть подрагивали, словно от какого-то предчувствия — кажется, приятного: небо ведь было ясным. Ясным и лазурным. А в их поселении издавна верили, что, если небо лазурное, значит, не случится горестей, значит, добрым и безмятежным будет день.
Тихо радуясь, она осторожно подкралась двери и, коснувшись ручки, почему-то резко дёрнулась. Смутная тревога подступила к горлу давящим комом. Будто какое-то внезапное дурное ощущение, которое всегда появляется перед неминуемой бедой. Женщина украдкой глянула в окно, частично прикрытое узорчатым бежевым сукном, и тихо вздохнула: лазурь просачивалась сквозь тонкое стекло, а лучи солнца заглядывали в тесную комнату, пропитанную терпкими запахами трав, бегали по запылённой мебели. Заглядывали весело, ласково, игриво. Но как-то неправильно.
Собравшись с силами, хозяйка решительным движением отворила безжизненный отсыревший кусок дерева, служивший дверью. Густой землистый запах ударил в нос. Навеяв жуткие мысли, усилив беспокойство, оживив в памяти страшные, болезненные, безумные кошмары. Она снова вздохнула и подалась вперёд, навстречу замотанному грязноватыми лоскутами человеку, печально сгорбившемуся у злосчастного порога.
Откинув с лица ткани, гость посмотрел на женщину своими потускневшими глазами. И что-то заставило её вскрикнуть, сдавленно, отчаянно. Это был не её муж. В дверном проёме стоял совсем другой человек с лицом, испещрённым ранами и кровоподтёками, что неестественно смотрелось в отблесках безукоризненной небесной лазури, что говорило о боли, бедах и неминуемой тьме. Похоже, в дом наведался его друг. Выживший друг.