Вот пламя уже подобралось совсем близко к одинокой фигурке девушки, обдав её мутными клубами чёрного дыма, почти коснувшись её одежды. Эмма была готова к смерти. Готова была встретить её, готова была отправиться в тёмное царство, из которого нет обратного пути — время пришло, и пусть никто больше о ней не вспоминает, ибо то, что впереди, — лишь тьма, вечная, беспросветная тьма…
Но неожиданно Колдвелл ощутила, как чья-то холодная ладонь схватила её руку, и неизвестный, жаждущий вытащить девушку из смертоносных огненных объятий, потащил Эмму за собой. Несмотря на равнодушное отношение к своей печальной участи, та всё же покорилась — ведь её хотели спасти, и отказывать человеку, бросившемуся ради этого в огонь, было крайне непорядочно.
Осторожно, но в то же время не смея останавливаться ни на секунду, Колдвелл и таинственный спаситель стали выбираться из почти сомкнувшегося огненного кольца.
Надрывные крики, заглушаемые треском пламени, по-прежнему доносились со всех сторон, разрезая густеющий воздух, люди гибли, попадая в пылающий круговорот, а Эмма шла куда-то, совершенно не ведая, что поджидало её за пределами разрастающейся огненной завесы.
Пройдя некоторое расстояние, Эмма остановилась. Пламя было позади, но душераздирающие крики по-прежнему доносились с места трагедии, заставляя невольно вздрагивать. Однако теперь ей уже ничего не грозило. Кто-то спас ей жизнь, и теперь единственное, что, по идее, требовалось сделать Эмме — отблагодарить загадочного героя, который, вероятно, стоял где-то совсем рядом.
Дым всё ещё раздирал горло девушки, отчего та судорожно кашляла, пытаясь очистить дыхательные пути, Эмма плохо разбирала, что происходило вокруг неё, но что-то словно подсказывало ей: уходить рано. Нужно ещё немного подождать.
Придя в себя, Колдвелл принялась осматриваться, и взгляд её сразу же упал на незнакомого молодого человека, стоявшего совсем неподалёку и пытавшегося успокоить маленького мальчика, заливавшегося слезами. Ребёнок, ставший свидетелем трагедии, был невероятно напуган. Дрожь била его маленькое тело, гримаса ужаса застыла на лице, чудовищно исказив мягкие черты. Он явно плохо понимал, что случилось, но, наверное, и не особо желал вникать, ведь для него главное — чтобы его родные были живы. А безжалостная судьба же, не став слушать лепет наивного дитя, всё рассудила иначе. Всё расставила исключительно по собственным весьма размытым рамкам.
Незнакомец, лицо которого Эмма пока что видела весьма смутно, говорил ласково, но чётко, без лишних ненужных утаиваний, но в то же время и без страшных подробностей — он говорил то, что действительно могло успокоить ребёнка, впавшего в панику. Он доносил информацию достаточно простым языком, но его слова определённо приносили эффект.