* * *
Перед встречей Колдвелл, несмотря на усталость, тщательно подобрала одежду, сделала приличную причёску, немного украсила лицо — прямо как в те замечательные времена, когда жизнь текла к лучшему, когда Колдвеллы имели возможность наряжаться во что и где хотели, когда могли позволить себе множество всяческих удовольствий.
Конечно, попытки девушки выглядеть красивее значимого успеха не принесли: бедность, ужасная, никчёмная бедность всё равно ясно отражалась во всех деталях её образа. Однако Эмма, осознававшая, что ничего другого сделать все равно не получится, старалась это игнорировать. Уже не так успешно, как в дни полного безразличия, но игнорировать, не придавая нищете особого значения.
Поспешно собравшись, девушка направилась к дому, адрес которого ей указал Мартин. Лёгкое, приятное волнение охватывало её, заставляя равнодушие временно отступить, вызывая искренне любопытство. И Эмма шла уже не так, как раньше, машинально, не глядя вокруг, ни о чём не думая, а внимательно озираясь по сторонам, с шумом вдыхая леденящий воздух, наслаждаясь ласковым снежным потрескиванием и волнообразным морозным покалыванием.
Достигнув дома, девушка остановилась и, осмотревшись, чуть не ахнула от изумления: она, погрязшая в пучине бедности, уже давно не видела богатых, красиво украшенных домов — дом фермера был не в счёт, так как, работая неподалёку от него, Эмма совершенно не заостряла внимание на его деталях.
Это жилище принадлежало явно не бедным людям: посеребрённое кольцо раскидистых деревьев, изящно переплетающихся своими ветвями, величественные окна, искусно украшенные резными рамами, ажурная крыша с мансардой, покрытая густой снежной шапкой, панельные стены, дивный сад, тщательно выхоженный, ныне посверкивающий затейливыми морозными орнаментами, площадка для занятий спорта и даже помещение, где Мартин музицировал — всё это имелось на территории столь роскошного для Эммы строения.
Мартин любезно провёл желанную гостью в дом, по её просьбе продемонстрировал комнаты, обставленные уютной мебелью, показал музыкальные инструменты. Но на душе Эммы поначалу не стало теплее, радостнее или приятнее — ей сделалось грустно, ужасно грустно, ведь место, где она оказалось, навеяло на неё старые, печальные воспоминания. Она вспомнила свою прошлую жизнь, активную, весёлую, полную разномастных радостей. Вспомнила каждый уголок дома, о котором ей пришлось забыть, быстро, мимолётно и безвозвратно. И от этих мыслей ей с каждой секундой становилось всё тоскливей. Что-то терпкое наполняло в тот момент её тело, струилось по венам, мягкими волнами окутывая голову, затмевая мысли — тоска о прошлом, сладостная, но такая тяжкая, болезненная.