Невзирая на то что Мартину удавалось заинтересовать Эмму, апатия по-прежнему следовала за ней по пятам, окрашивала окружающее её пространство исключительно в блёклые, невзрачные тона.
И невозможно было с ней справиться, нельзя победить, одолеть, разрушить её цепи — все попытки не имели пользы, не приносили успеха, лишь ещё больше угнетая и без того натерпевшихся Колдвеллов.
А из Мартина, по мнению Эммы, вышел бы прекрасный актёр театра или кино: он имел для этого все возможности. Вот только самого его, несмотря на любовь к публичным речам, больше влекла несколько другая сторона искусства. Он любил, горячо любил музыку — в особенности игру на музыкальных инструментах в тёмные, бархатистые вечера, наполненные трепещущим светом звёзд, колыбельными ветров или звонкими переливами ночных пташек.
Мартин неплохо владел навыками игры на нескольких музыкальных инструментах, среди которых отдавал особое предпочтение гитаре. Не один раз он восхищался её звучанием, рассказывал о своих концертах, в красках описывал картины, рождающиеся в его воображении от причудливых гитарных переливов.
И Эмма вроде бы слушала его, внимательно, с интересом, с желанием узнать о нём больше. Слушала, пока на просыпалась апатия, не накатывала на её разум неприятными холодными волнами, не накрывала её чувства своими пенными гребнями.
Когда это случалось, девушка стремилась как можно скорее уйти домой: там её ждали гораздо более важные дела, отвлекаться от которых, тратя время на ерунду, не стоило ни в коем случае.
Наверное, Мартин не верил её отговоркам, однако, по причине должного воспитания, не подавал виду и не навязывался в неподходящие моменты. Просто прощался, немногословно, со своей улыбкой — как в первый раз, когда они только встретились.
Но однажды Сантер сделал Колдвелл внезапное предложение: он пригласил её на музыкальный вечер, преследуя при этом цель отвлечь девушку от бесконечной рутины дней. Эмма долго думала, прокручивая в голове возможные негативные последствия, силясь понять, не обман ли это, не попытка ли завлечь её в нечто отвратное и непристойное.
Несмотря на то что Колдвелл чуть ли не целиком и полностью доверяла Сантеру, некоторые подозрения, с ним связанные, у неё все ещё оставались. И размышляя над его предложением, она не могла упустить неприятные мысли из внимания.
Но нет, Мартин не был похож на злодея, убийцу, маньяка — ничуть не похож. Его детское лицо, довольно грамотная речь, светлая улыбка — всё это выглядело так искренне, так по-доброму, что Эмма, временно оставленная апатией, не могла отказать.