Но вот Эмма, не помнящая, что произошло дальше, уже сидела на своей потрёпанной кровати, окидывая тесную комнату невидящим взглядом. Сердце по-прежнему отчаянно билось, воздуха решительно не хватало, а всё тело периодически сотрясалось, словно от приступив лихорадки — только на лице застыла каменная маска. Равнодушие, будто выбравшись наружу, сковало черты несчастной девушки. Но все эти безразличие было настолько фальшивым, что, если бы его кто-то увидел, его бы непременно передёрнуло.
Неприятный ком в горле становился всё ощутимей, всё больнее давил на усыплённые, но практически не покалеченные чувства. Однако Эмма продолжала осматривать комнату, поджав губы, глядя будто сквозь стремительно сгущающуюся туманную пелену.
Осознав, что сил находиться в доме больше нет, девушка тихо выбралась на улицу и, сделав рывок, побежала. Побежала, не ведая, куда — куда-нибудь, где можно обрести желанное спокойствие, где можно скрыться от проблем, стремительными волнами захлёстывающих всю её семью.
Дышать было трудно, сердце отчаянно билось, словно выпрыгивая из груди, а душу нещадно терзали образы, загадочные, туманные, но самые близкие и родные.
Эмма бежала, оступаясь, спотыкаясь об ухабы, чуть притормаживая на резких поворотах.
А небо становилось все чище, все безмятежнее, и всё дальше уносились в беспорядочной пляске тучи, всё отчетливее становились чистые лазурные полоса — словно в противоречие. Отвратительное, раздражающее, давящее на чувства.
Преодолев несколько тесных улочек, Эмма очутилась около не понаслышке знакомого дома и, тщетно пытаясь восстановить дыхание, остановилась. Мартин — вот тот человек, в помощи которого Эмма отчаянно нуждалась, — она знала это. Теперь ей казалось, что никто, кроме него, не был способен поддержать её в столь трудные минуты.
К счастью, ждать, пока кто-то впустит нежданную гостью в дом, не пришлось: Мартин стоял неподалёку от ворот, с привычной улыбкой глядя в туманную даль. Несмотря на задумчивость, Эмму он заметил почти сразу, встретив её с сияющим выражением лица. Но, сколько бы девушка ни старалась, в ответ у неё не вышло даже вымученного оскала — лишь гримаса, скорее напоминающая отвращение. Однако Сантер, обрадованный её визиту, не обратил внимания на такие мелочи, радушно проводив гостью в стены дядиного дома.
Через некоторое время они уже сидели на диване в тёплой комнате, обставленной уютной мебелью и украшениями.
Мартин наскоро сложил старые дневники, разбросанные по столу, и, проявляя прежнее дружелюбие, поинтересовался, как хочет провести с ним время Эмма. Но та промолчала: она осознала, что не может говорить о случившемся прямо, открыто, описывая подробности. И утаивать ничего не должна — иначе всё будет хуже, гораздо хуже…