Повозившись с ключами, Антон открыл дверь, и я без особого энтузиазма прошла в квартиру. Не знаю, почему, но интерес от встречи с другом куда-то испарился. Впрочем, вероятно, на меня так влияла сонливость и я, мечтавшая о тёплой кроватке и мягком одеяле, попросту была не в силах выражать яркие эмоции.
Несмотря на видимое безразличие, я оценила уют, царивший в четырёхкомнатной квартире. В коридоре стоял небольшой встроенный платяной шкаф, забитый всякой всячиной. Стены здесь были обклеены обоями нежного бежевого оттенка, хорошо гармонирующими со шкафом подобного же цвета.
Комнаты были, в основном, в пастельных тонах, отчего даже у меня, помрачневшей и задумчивой, на душе стало как-то легко и приятно, и я на некоторое время забылась, но потом снова вернулась в суровую реальность, полную неведомых загадок, ответ на которые мне ещё предстояло найти. Однако сейчас, когда я оглядела стены, обклеенные светлыми обоями, обитые бархатом мягкие кресла и диваны, жизнерадостные картины с великолепными пейзажами, межкомнатные арки с изящной ажурной чеканкой и прочее, я ощутила, как приятное тепло разливается по всему телу и тревожные чувства рассеиваются, сменяясь абсолютно безмятежным спокойствием и умиротворением. Сон, продолжавший одолевать меня, словно почуяв ослабление рубежей, усилил свой призыв, и я ощутила, как глаза начинают слипаться.
— Думаю, тебе стоит отдохнуть, — произнёс Антон, понаблюдав за моими попытками стряхнуть дремоту.
— Да, немного, — подавив зевок, ответила я и едва сдержалась от сладкого потягивания.
— Идём, — друг, добродушно усмехнувшись, приобнял меня за талию и повёл в одну из комнат.
— Эта комната будет твоя, — снова с какой-то странной улыбкой произнёс Антон, и я благодарно что-то муркнула в ответ.
Комнатка была маленькая и уютная, с приятными светлыми обоями. Середину помещения занимала царственная двуспальная кровать, застеленная пушистым узорчатым пледом. У изголовья комфортного ложа была деревянная тумбочка со стоящими на ней маленьким резным зеркалом и будильником, равномерное тиканье которого навевало еще большее спокойствие, словно я вдруг оказалась в гостях у любимой бабушки, не признающей молчаливых электронных часов.
Перед тем, как нырнуть в приготовленную постель, я заглянула в пустой шкаф-гардероб и, не увидев там ровным счетом ничего интересного, выглянула в окно. Отсюда, с шестого этажа, открывался вид на длинное шоссе, по которому проносилось множество автомобилей. Дальше были видны многочисленные дома: как низенькие с покосившимися от старости крышами, так и статные многоэтажки, гордо возвышающиеся над городом. Однако я, никогда особо не любившая урбанистические пейзажи, не могла оторвать взгляда от видневшихся вдали, там, куда люди еще не забрались со своей «цивилизацией», остроконечных горных вершин, бесстрашно вонзавшихся в тёмный небосвод, словно бросая вызов низко нависшим тучам. Я на какой-то миг даже позабыла и о сне, и о голубях, и уже не в первый раз в жизни пожалела, что не умею рисовать. Не знаю, почему, но сейчас мне хотелось туда, на вершину одной из этих скрытых в тумане гор, с небольшим холстом и термосом кофе, и чтобы были лишь я, высота и то невероятное чувство, которое возникает, когда соприкасаешься с великим творением природы. Стать птицей, взлететь туда, оставить позади даже вершины, и… Птицей… Голубем… И снова мне полезли в голову мысли об этих дьявольских созданиях, пригрезившихся мне в машине.