Замѣчательныя судебныя дѣла (Носъ) - страница 217

Далѣе прокуроръ перешелъ къ разсмотрѣнію мнѣнія экспертовъ. Онъ остановился на положеніи, высказанномъ г. Соколовымъ, что если событіе, подобное настоящему, совершилось, то, стало быть, подсудимый дѣйствовалъ безъ свободной воли, воля у него была подавлена. Прокуроръ позволилъ себѣ, ссылаясь на одно мѣсто Судебной медицины Шауэнштейна, войти въ оцѣнку этого взгляда эксперта и старался доказать, что взглядъ этотъ, не заключая въ себѣ ничего новаго, не имѣетъ никакого практическаго значенія въ дѣлѣ уголовнаго правосудія. Далѣе, прокуроръ старался указать на противорѣчія, высказанныя экспертомъ Соколовымъ въ его заключеніи. Цѣль этой оцѣнки мнѣній экспертовъ заключалась въ томъ, чтобы показать присяжнымъ, съ какою крайнею осторожностью они должны относиться ко взглядамъ, высказаннымъ врачами.

Наконецъ прокуроръ указалъ, что напрасно подсудимый Никитинъ видитъ какую — то угрозу въ словахъ, приписываемыхъ мировому судьѣ: «Никитинъ попадется когда нибудь мнѣ въ руки». Слова эти, сказанныя въ домашнемъ кругу, по мнѣнію прокурора, означали только, что судья, зная хорошо подсудимаго и постановивъ два оправдательные приговора, думалъ, что Никитинъ рано или поздно понесетъ наказаніе. По мнѣнію прокурора, также не имѣетъ никакого значеніе заявленіе подсудимаго о томъ, что онъ самъ просилъ, чтобы было произведено слѣдствіе о его поступкѣ, такъ какъ это заявленіе было сдѣлано уже послѣ составленія акта. Обращаясь къ объясненію мотивовъ, вызвавшихъ поступокъ Никитина, прокуроръ замѣтилъ, что въ нашемъ обществѣ, вмѣстѣ съ полнымъ уваженіемъ къ мировому институту, существуетъ и недовольство имъ. Это недовольство, по мнѣнію прокурора, высказываетъ между прочимъ тотъ классъ людей, которые отъ справедливаго и безпристрастнаго суда мировыхъ судей потерпѣли какой — либо личный ущербъ. Къ разряду такихъ людей прокуроръ причисляетъ и подсудимаго, разъ оштрафованнаго и другой разъ удаленнаго изъ залы суда за неприличіе во время судоговоренія, — подсудимаго, который четыре раза привлекался мировымъ судьею къ отвѣту и изъ нихъ въ двухъ случаяхъ былъ приговоренъ къ денежному взысканію. Въ этихъ обстоятельствахъ прокуроръ видитъ причину враждебнаго отношенія подсудимаго къ мировымъ судьямъ вообще и къ мировому судьѣ Басманнаго участка въ особенности. Объяснивъ такимъ образомъ мотивы преступленія, прокуроръ находилъ, что въ дѣлѣ не представляется положительно ни одного обстоятельства, которое можно было бы признать смягчающимъ вину подсудимаго.

Защитникъ Рихтеръ. «Гг. присяжные! судъ возложилъ на меня тяжелую обязанность: онъ назначилъ меня быть защитникомъ человѣка, который своимъ поступкомъ возбудилъ противъ себя общественное мнѣніе и который не можетъ разсчитывать на ваше снисхожденіе. И дѣйствительно, можетъ ли общественное мнѣніе не клеймить позоромъ всякаго посягательства на дарованный намъ мировой судъ, — судъ, ограждающій насъ отъ произвола и самоуправства, — судъ, къ которому мы привыкли относиться не иначе, какъ съ глубокимъ уваженіемъ? Нѣтъ…. оно не можетъ хладнокровно относиться къ подобнымъ грустнымъ явленіямъ и, громко протестуя противъ преступленія, весь свой гнѣвъ изливаетъ на обвиняемаго, не заботясь о томъ, при какихъ обстоятельствахъ совершено преступленіе и не скрывается ли за подсудимымъ другой ближайшій виновникъ. Ботъ почему, гг. присяжные, мое положеніе такъ тяжело; но если подсудимый еще до суда осужденъ общественнымъ мнѣніемъ, то на васъ, какъ судьяхъ, лежитъ священная обязанность заглушить въ себѣ всякое чувство негодованія, которое г. прокуроръ старался такъ искусно развить въ васъ, — дабы вашимъ приговоромъ руководила одна совѣсть, очищенная отъ всякаго предвзятаго убѣжденія. Подсудимый виновенъ, но какъ и при какихъ данныхъ совершено преступленіе и насколько это преступленіе можетъ быть признано произведеніемъ его сознательной воли — вотъ въ чемъ вопросъ»? Затѣмъ защитникъ, переходя къ обстоятельствамъ дѣла, прежде всего познакомилъ съ личностью подсудимаго, причемъ указалъ на болѣзненное его состояніе, располагающее къ сильному раздраженію. Приступивъ къ изложенію обстоятельствъ, происходившихъ въ камерѣ судьи 3‑го мая, защитникъ начертилъ, въ послѣдовательномъ порядкѣ, рядъ поступковъ мироваго судьи, которые, по мнѣнію защитника, довели подсудимаго до высшей степени раздраженія. Въ этомъ ряду фактовъ защитникъ по преимуществу указалъ на неоснованное на законѣ требованіе судьи, предъявленное настойчиво подсудимому, — требованіе или принять копію съ заочнаго рѣшенія, или выслушать самое рѣшеніе. Кромѣ того защитникъ замѣтилъ, что фраза: «вы пьяны», сказанная уже въ то время, когда подсудимый былъ въ сильномъ раздраженіи, была въ данномъ случаѣ оскорбительна и могла непосредственно вызвать оскорбленіе. Вторую часть своей рѣчи защитникъ началъ съ юридической оцѣнки 285 ст. Улож. о пак., на основаніи которой обвиняется подсудимый. Прежде всего защитникъ задался вопросомъ: былъ ли мировой судья во время нанесенія ему оскорбленія при отправленіи своей обязанности? Какъ на фактъ, доказывающій противное, защитникъ обратилъ вниманіе на то, что на мировомъ судьѣ не было цѣпи, — знака его должности, который, по мнѣнію защитника, видимо отличаетъ должностное лицо, отправляющее свои обязанности, отъ частнаго человѣка. Поэтому защитникъ находитъ, что въ данномъ случаѣ подсудимый могъ знать, что предъ нимъ мировой судья, но могъ не знать, что онъ при отправленіи своей должности. Такимъ образомъ въ настоящемъ случаѣ, по мнѣнію защитника, со стороны подсудимаго возможны незнаніе, ошибка. Не допуская въ данномъ случаѣ оскорбленія при исполненіи обязанностей, защитникъ перешелъ къ вопросу о томъ, не было ли это оскорбленіе нанесено «вслѣдствіе» или «по поводу» исполненія обязанностей должности, такъ какъ и такое оскорбленіе предусмотрѣно тою же 285 ст. Но и этотъ вопросъ защитникъ рѣшаетъ отрицательно, такъ какъ, по его мнѣнію, стимулъ, вызвавшій оскорбленіе, заключался въ выраженіи «вы пьяны», а не въ какомъ либо дѣйствіи судьи по должности. Итакъ, по мнѣнію защитника, Никитинъ нанесъ оскорбленіе не мировому судьѣ, а г. Скопину. Но и этотъ проступокъ защитникъ не считаетъ возможнымъ вмѣнить подсудимому въ вину, такъ какъ онъ находитъ, что по обстоятельствамъ дѣла слѣдуетъ признать, что подсудимый нанесъ оскорбленіе въ припадкѣ умоизступленія. «Не мнѣ, члену того же общества, въ которомъ вы живете, сказалъ защитникъ въ своей рѣчи, не мнѣ присяжному повѣренному оправдывать поступокъ Никитина. Я, точно такъ же какъ и вы, заинтересованъ въ томъ, чтобы личность судьи была неприкосновенна. Пусть мировыя учрежденія процвѣтаютъ, ограждая попрежнему нашу личность, нашъ домашній очагъ, отъ произвола и самоуправства, пусть они идутъ по тому пути который имъ предначертанъ закономъ… Но съ другой стороны, какъ защитникъ подсудимаго, я не могу не желать, чтобы наказаніе не было свыше его дѣйствительной вины. Я искренно желаю, чтобы вы признали его совершившимъ проступокъ въ состояніи умоизступленія. Оскорбленіе только тогда оскорбленіе, когда оно нанесено лицомъ обладающимъ свободною волей: больной человѣкъ въ состояніи умоизступленія не можетъ никого оскорбить. Признавъ подсудимаго таковымъ, вы тѣмъ самымъ признаете, что и мировой институтъ, и г. Скопинъ никѣмъ не оскорблены. Подобный приговоръ гораздо болѣе удовлетворитъ общественное мнѣніе, чѣмъ самое строгое наказаніе подсудимаго.»