Крестьянинъ Василій Ермиловъ, снимая квартиру въ домѣ Дурново, жилъ въ ней вдвоемъ съ 11-лѣтнимъ крестьяниномъ Ѳедотомъ Варѳоломеевымъ и торговалъ хлѣбомъ, съѣстными припасами и мелочнымъ товаромъ. 25‑го іюля вечеромъ, онъ, съ знакомыми, былъ на скачкѣ на Ходынскомъ полѣ и тамъ встрѣтился съ Алексѣемъ Морозовымъ. Возвратясь съ Ходынскаго поля, безъ Морозова, Ермиловъ до 9 часовъ пробылъ въ Петровскомъ паркѣ, по приглашенію крестьянина Петра Иванова Короткова, имѣющаго въ домѣ Дурново пекарное заведеніе; съ ними же былъ тамъ съ женой своею сосѣдъ, содержатель постоялаго двора, Василій Ивановъ Сергѣевъ. По приходѣ изъ парка, Ермиловъ, изъявивъ готовность угостить знакомыхъ чаемъ, отправился домой и оттуда, вмѣстѣ съ пришедшимъ къ нему Алексѣемъ Морозовымъ, пошелъ въ трактиръ Бакастова, гдѣ и пили чай. По выходѣ изъ трактира въ 11‑мъ часу ночи, Ермиловъ пошелъ домой въ лавку и съ нимъ же пришелъ Алексѣй Морозовъ, который вообще бывалъ у него часто и находился съ нимъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ. Побывъ немного, Морозовъ ушелъ, и къ Ермилову, лавка котораго была еще не заперта, пришелъ посидѣть Василій Сергѣевъ, а потомъ пришла и жена его Анисья Егорова, занявшаяся чтеніемъ вслухъ священной исторіи. Въ это время приходили какія — то полольщицы и Ермиловъ продалъ имъ хлѣба копѣекъ на 10. Когда полольщицы вышли и скрылись изъ виду, кто — то бросилъ съ улицы камнемъ въ лавку Ермилова; камень брошенъ былъ со стороны постоялаго двора Ивана Морозова, но когда вышли посмотрѣть, то на улицѣ никого не было видно. Василій Сергѣевъ съ женой тотчасъ же ушли, что было около 12 часовъ ночи.
По заключенію врача, Ермиловъ умеръ отъ безусловно смертельныхъ поврежденій правой теменной кости и важныхъ сосудовъ шеи. Поврежденія эти нанесены тупымъ тяжеловѣснымъ орудіемъ (въ родѣ гири) и острымъ рѣжущимъ орудіемъ (хлѣбнымъ ножемъ).
По осмотру, произведенному судебнымъ слѣдователемъ, во дворѣ найденъ новый и острый кухонный ножъ около 10 вершковъ длины со свѣжею кровью, лившеюся съ него при поднятіи. Ножъ этотъ принадлежалъ убитому Ермилову и служилъ для разрѣзыванія колбасы и рыбы. На внутренней сторонѣ двери, ведущей изъ сѣней въ помѣщеніе Ермилова, оказались брызги крови и дверная ручка окрававлена. Все помѣщеніе состоитъ изъ одной большой комнаты, раздѣленной перегородкою. Въ задней сторонѣ, прилегающей къ сѣнямъ, кухня съ большею печью, а въ передней лавка съ выходными дверями на улицу, запирающимися извнутри. Эти двери оказались запертыми. Сѣно, на которомъ спалъ Ермиловъ, залито кровью; поддевка его скомкана, вдавлена въ сѣно и залита кровью; окало поддевки найдено бѣлое хлѣбное покрывало (салфетка), слегка скомканное, въ крови, какъ бы обрызганное ею; на двухъ своихъ углахъ салфетка эта имѣла признакъ недавно развязаннаго узла. Въ сѣнѣ найденъ еще одинъ окрававленный хлѣбный ножъ восьми вершковъ длины и десяти — фунтовая гиря, принадлежащая Ермилову. Въ лавкѣ осталась лужа крови, и на прилавкѣ, или буфетѣ, кровавое пятно. Прилавокъ съ двумя ящиками; правый изъ нихъ запертъ, а лѣвый найденъ на полу. Верхняя планка въ этомъ ящикѣ оторвана и ключъ, вставленный въ замокъ, не отъ него. Въ ящикѣ найдены: сахаръ, рублевый кредитный билетъ, гривенникъ и 9 рублей мѣдною монетой. По объясненію Ѳедота Варѳоломеева, въ этомъ ящикѣ дня за два до убійства Ермилова было около 50 руб. На окнѣ найденъ принадлежащій Ермилову бумажникъ, но безъ денегъ, и дядя Ермилова, крестьянинъ Ксенофонтъ Архиповъ, объясняетъ, что въ этомъ бумажникѣ покойникъ имѣлъ обыкновенно деньги и судя по оставшейся разсчетной книжкѣ, у него должно бы быть на лицо рублей полтораста или болѣе.