Я не слушаю его бормотание. Я слежу за тем, чтобы не обронить ни одной крошки. Но хлеб очень крошится. Если бы у меня была цела вторая рука, я бы сделал ладонь лодочкой и подставлял под рот. Тогда крошки сыпались бы в ладонь. А так они падают на землю. Потом на земле их уже не найдёшь. Чёрные крошки на чёрной земле. Я думаю: хлеб — как земля. Но земля — не как хлеб.
Отец сидит на краю ямы, на корточках, и смотрит как я ем.
— Зачем ты обманул меня? — спрашиваю я, доев хлеб.
— Когда сынок? В чём я тебя обманул?
— Я не хочу сидеть в этой яме.
— Ах вот что… Прости, сынок, не сердись на меня. Так лучше. Ведь ты не сможешь удержаться, чтобы не выйти на улицу. Голод погонит тебя, и ты не сможешь удержаться. А тебе этого нельзя. Тебя убьют, сынок. А если ещё узнают, что ты…
Он замолкает и принимается утирать слёзы. Здоровенный мужичина, лесоруб. А плачет, как маленький. Что-то шевелится у меня в сердце. Не знаю, что это. Мне становится плохо. Холодно и плохо.
И я говорю со злостью:
— Ты обманул меня!
— Так надо было, сынок, так лучше, — повторяет он. — Не сердись на меня. Я не хочу, чтобы тебя убили охотники. Ты у нас с мамой один. Мама скоро умрёт. С кем я тогда останусь, сынок? Если бы твой братец… если бы вы…
— У меня нет никакого братца, — говорю я. И думаю: кажется, этот лесоруб тронулся умом от голода.
— Ну как же, сынок, — говорит он. — У тебя был братец. Ты не знаешь. Но у тебя был братец. Просто мы с мамой никогда не говорили тебе… Мама скоро умрёт, сынок, вот какое горе…
— Зачем ты опять врёшь мне, отец? — спрашиваю я. — У меня никогда не было брата.
— Ну как же, сынок, как же. Он родился вместе с тобой, твой братец. Вы были похожи, как две капли воды. Но он умер. Мама не сказала в магистрате, что вас родилось двое. Она отдала им твоего братца, а про тебя ничего не сказала, понимаешь сынок? Поэтому они не знают про тебя, и ты можешь жить. Ты можешь жить, пока они не узнали про тебя. А если узнают, то убьют, обязательно убьют, сынок. Поэтому тебе не надо выходить на улицу, сынок. Не надо пока.
— Ты врёшь, отец, — говорю я. — Зачем ты это делаешь?
— Я не вру, сынок, что ты, — жалко кривится он. В глазах его стоят слёзы. Одной рукой этот лесоруб может удавить большую собаку, а плачет, как…
— Вы родились вместе, — говорит он. — Это называется близнецы. Вы были как две капли воды. Мёртвые… То есть…
— Я живой! — говорю я и смеюсь. Теперь-то он попался — заврался совсем. Точно, тронулся умом от голода.
— Тут видишь ли, сынок… — он встаёт и трясёт ногами, разгоняя кровь. Мотает головой — наверное, в глазах круги от того, что долго сидел на корточках и быстро поднялся. Разогнав кровь, он снова садится на корточки. — Видишь ли, какое дело, сынок… Земляная болезнь… ты ведь знаешь, что это за штука? Вы родились мёртвыми. Оба. Вот как вышло-то, сынок.