- Врешь ты все.
- А вот и нет. Бабушка вообще говорила, что красивых рыцарей не бывает. Поэтому они все время в шлемах ездят, что у них носа нет и зубы все выбиты. И в доспехи они срут, когда лень с коня слезать.
- Враки, - с сомнением пробормотала Джессика, пытаясь обнаружить у меня улыбку.
- Правда-правда. Поэтому они дев на селедке имают, а потом уезжают, как мой отец.
- Думаешь, у твоего отца тоже зубов и носа не было и изо рта дристалом воняло?
- Запросто. Бабушка говорила, что когда его обнаружила, он рычал и грязными ногтями пытался матушке глаза выцарапать, а та стонала от боли и извивалась под ним.
- Ужас, Матье.
- Ага, - кивнул я. – Я не буду на турниры ездить. Я тебя никому не отдам.
- Обещаешь? – пытливо спросила она.
- Обещаю, Джессика. Вдруг мне дама другого рыцаря не понравится. Будет она старой, а кожа у нее будет в пятнах, как у Йосипа, когда в дерьмо чихнул и смеяться начал.
- Матье!
- Да так и есть. Сам читал, - улыбнулся я, обнимая Джессику. – Но я тебя не отдам. Дама, она, как и честь рыцарская, в единственном числе бывает.
- Правда?
- Правда. Лови лягуху! Глянь, какая жирная!
Явление четвертое. О неприятных вельможах, заговорах и свином рубце.
Герцог Шарль де Кант-Куи был весьма неприятным человеком. Я сразу это понял, когда его омерзительная физиономия впервые предстала передо мной. Он был средоточием всего, что я так не люблю в честном люде. Он был до безобразия мягок и обладал такой нежной кожей, что если его нечаянно пощупать за руку, через мгновение на ней выскочили бы ужасные гематомы, словно герцога сжимали адскими тисками. Крупная лысая голова, совершенно лишенная растительности, была похожа на ведьмов холм. У него была бледно-рыжая борода, колючая, как свежебритый лобок старой бляди, которая захотела избавиться от мандавошек. Под бородой прятался безволевой, впалый подбородок. Когда герцог улыбался, то казалось, что скалится хорек, испортив воздух самым банальным и безобразным способом. Даже зубки у него были мелкие, желтоватые и острые, с двумя длинными резцами. Тонкий нос крючком изгибался, словно клюв дряхлой цапли и норовил достать до двух бледно-розовых полосочек, являющихся губами сиятельного герцога. Даже его глаза были омерзительными. Два выпуклых колодца с бледно-серой водичкой в них и черной жабой зрачков.
- Что за блядская рожа? – тихо спросил я сиятельного графа, пока светлейший герцог был занят с бумагами.
- Шш, - прошипел сиятельный граф, став похожим на тощего, усатого грифона из церковных книг. – Это великий герцог. Правая рука Их величества.