Тайернак смотрел на Арлину, не отрываясь. Затем странно усмехнулся, подошёл к креслам, взял кувшин и наполнил бокал девушки до самых краев.
– Не много ли? Я вся горю, – пролепетала Арлина, схватила со стола вилку и приложила к пылающей щеке, чтобы охладиться.
– Она в утином жире.
Тайернак без всяких стеснений и замешательств отвёл руку девушки в сторону, разжал её пальцы и заставил выронить грязный прибор на стол. А после провёл своей ладонью по горячей щеке Арлины, вынуждая жар отступить.
От удовольствия Арлина закрыла глаза: тоненькие прохладные змейки бежали от одной щеки к шее, а оттуда – на вторую щёку, тушили так не к месту пришедшийся огонь и приводили в чувство. В какой-то момент Арлине захотелось, чтобы так было всегда, чтобы нежные, трогательные прикосновения никогда не кончались, но стоило открыть глаза и увидеть перед собой некрасивое морщинистое лицо, как девушка вздрогнула, подалась в сторону, схватила своё вино и выпила залпом чуть ли не половину.
– Вот это по-нашему, – поддакнул Тайернак, подливая ещё. – На чём мы остановились?
– На супружеском долге, – до сих пор борясь со смущением, напомнила Арлина.
– Важная штука, – заметил колдун. – О наследниках уж молчу, но нужна ещё и для того, чтобы брак считался действительным. Моему отцу досталось всё: и законная жена, и красивая любовница, и впридачу к ним обеим два сына. Один, рождённый на семейном ложе и в законном браке: другой – под театральным навесом на пестрых декорациях. Так уж совпало, что оба появились на свет в один и тот же день, и оба – в час волка с разницей всего в пару ветряных вихрей. Один – законный наследник Штормового замка, другой – бастард с юга.
Свечи в тяжёлом золочёном подсвечнике громко и сварливо затрещали, а за окном зашумел ветер. Тайернак бросил недовольный взгляд на не до конца задёрнутые шторы, и те мигом захлопнулись и более не размыкались. А старый колдун продолжал:
– Белокурая актриса умерла сразу после родов. Отец же поступил так, как и положено благородному мужу, за что и был осуждён всеми, кроме его законной жены. Он взял мальчишку-бастарда к себе, назвал его Эйгоном, признал своим сыном и требовал ото всех, чтобы к мальчонке относились так же, как и ко всем Тайернакам.
– Какой он у вас замечательный, – промурлыкала Арлина, чувствуя, как разморило от вина и начало клонить в сон.
Так бы и бахнуться сейчас на кровать и валяться до утра, наслаждаясь первым за последние недели прекрасным, безмятежным вечером. Но до спальни надо ещё доковылять. Мартан отнёс бы её на руках. Любой другой воздыхатель предложил бы опереться на его плечо. Со старика же ничего не возьмёшь. Зато кресло мягкое и удобное, и так хочется чувствовать себя в большом тёмном замке, как дома. А дома Арлина делала так.