Никакая усыпальница Ренну уже не интересовала, хотя поначалу принцесса её искать и отправилась. Но теперь девушке не до чужих склепов стало — к особняку бы выйти. И привести себя в порядок поскорее, а то, не дай Великий, увидит ещё кто-нибудь в таком-то виде: лицо и руки перепачканы; волосы, заботливо уложенные служанками, давным-давно растрепались; вуаль на каком-то особо подло-колючем кусте осталась. Да вдобавок её высочество юбку разодрала, споткнувшись о корень и больно ударившись коленом. А ещё пить хотелось нестерпимо и голова снова разболелась.
В общем, мысль о том, что конец, кажется, совсем не так далёк, как хотелось бы, приходила всё чаще и откровенно пугала.
Солнце скрылось за скальным хребтом, не понять, который час, но день явно уже за половину перевалил: небо стало плотнее, синее с лёгкой желтоватой дымкой, говорящей, что до сумерек не так много осталось. А под густыми кронами деревьев совсем уж темно стало, поэтому Ренна старалась от них подальше держаться. Потому усыпальницу она не сразу и заметила, два раза мимо прошла: сначала в одну сторону, уткнувшись в очередные непролазные заросли, и только когда возвращалась, приметила пятно, смутно белеющее за золотолистами.
На склеп сооружение нисколько не походило, скорее уж на шатёр беседки — высокой, ажурной, с резным кружевом арок. Чешуйчатая крыша, собранная из медных пластин, потемнела от времени, стала буро-зелёной. Да и мрамор посерел, покрылся пятнами мха и лишайника, патиной тоненьких трещин. За усыпальницей явно не ухаживали и никаких цветов не видно, даже засохшего букетика.
Место вообще неуютным казалось: сумрачным, угрюмым. Даже жёлто-красное пламя листвы тут будто притухло, потеряло краски. А ещё тишина давила, наваливалась по-настоящему ощутимой тяжестью: ни шороха крон, ни вскрика птицы — мир вокруг будто замер в безвременье.
— Ну я же хотела посмотреть… — пробормотала принцесса.
Собственный голос показался чужим, незнакомым. Слова ухнули в тишину глухо, как в омут — ни всплеска, ни эха. Ренна попыталась сглотнуть, смочить пересохшее горло, но слюна показалась вязко-склизкой, будто утреннее питьё, язык неприятно царапнул нёбо.
Девушка, ведя по чуть шершавому стволу ладонью, словно боясь отпустить дерево, неуверенно шагнула вперёд, ещё раз. Нагнулась, пытаясь рассмотреть саркофаг, темнеющий за колоннами. Кажется, крышку его украшала скульптура, а, может, это форма такая сложная была — толком ничего не разглядеть.
— Трусиха! — презрительно фыркнула принцесса почти шёпотом и сама же с собой согласилась.