Многое из сказанного косвенно затрагивает тот факт, что Салливан представил феномен тревоги в качестве основной силы, оказывающей разрушительное влияние на инетерперсональные взаимоотношения, а также в качестве ведущего фактора, способствующего развитию серьезных проблем. Тревога также определялась через операциональную систему. Салливан не ставил перед собой задачу объяснить, что же такое тревога, - он описывал этот феномен с точки зрения его последствий.
Разумеется, его корни лежат в условиях полной и длительной зависимости человека в период младенчества: это неотложность биологических потребностей, а также тот факт, что их удовлетворение невозможно без вмешательства материнской фигуры.
«Итак, говоря о тревоге, я подошел к обсуждению явления, которое никак не способствует удовлетворению физико-химических потребностей маленького ребенка. Напряжение, называемое тревогой, главным образом относится к сосуществованию как младенца, так и его матери, с его индивидуальной окружающей средой, в отличие от среды физико-химической». Потребность в избавлении от тревоги называется потребностью в безопасности интерперсональных взаимоотношений. Напряжение, именуемое тревогой, и присутствующее в младенческих переживаниях, отличается от всех остальных состояний, характеризующихся снижением эйфории, отсутствием собственной специфики, а следовательно, у младенца нет возможности избавиться от этой тревоги. «Поэтому, исходя из самых первых проявлений эмпатической связи можно говорить о существовании специфического отличия, состоящего в том, что с тревогой справиться невозможно. Тревога представляет собой напряжение, противостоящее напряжению потребностей и активности, направленной на их удовлетворение... Из всех переживаний настоящего переживание тревоги менее всего насыщено элементами прошлого и будущего; это самый непродуктивный и необъяснимый тип предвидения».
Вопрос о способе перехода тревоги от матери к ребенку большей частью был оставлен Салливаном без ответа. Он относил такой коммуникативный опыт к категории «эмпатии», однако, используя этот термин, он не имел в виду ничего похожего на экстрасенсорное восприятие. Скорее всего, он подразумевал, что сенсорные каналы взаимодействия между матерью и ребенком пока еще, увы, не изучены, а потому не могут быть достоверно описаны.
Изложение неоценимого вклада Салливана в психиатрию будет далеко не полным, если не упомянуть о его клинической практике. Параллельно с созданием собственной теории он продолжал работу с пациентами, используя терапевтическую ситуацию для верификации и дальнейшего совершенствования своих разработок. Те, кто знал Салливана и работал с ним, вполне справедливо считали, что он в первую очередь клиницист, поскольку преподавание психотерапии в ее творческом и научном аспектах было одним из его выдающихся талантов. Наблюдая за работой студентов-психиатров, он, выслушав продолжавшийся около часа сбивчивый доклад студента о состоянии пациента, представлял его в новом свете - как человека удивительного и интересного. Для иллюстрации применения его теории в практике психотерапии приведу только один пример: работая с пациентом, выслушивая историю болезни, Салливан каждый раз держал в голове вопрос: «В какой точке ход коммуникации нарушается из-за возникновения тревоги?» Эту точку можно идентифицировать, обратив внимание, в какой момент пациент начитает уходить от важного вопроса, в какой ситуации защитные механизмы пациента особенно активизируются или в какой момент у него начинают возникать различные сопровождающие тревогу соматические проявления.