Караванная тропа (Измайлова) - страница 61

Клянусь, рубаха на спине у меня сделалась мокрой от холодной испарины, когда черный песок, который Фергия заботливо собрала в одну кучу, волшебным образом отделив от обычного, вдруг взвихрился, хотя ветер почти утих.

Черный смерч, прекрасно различимый на фоне звездного неба, подсвеченный костром, завис напротив нас, покачиваясь на месте.

-- Кто ты? - негромко спросила Фергия. - Я -- Фергия, это Вейриш. А тебя как зовут?

Я не успел ее остановить: опасно называть имена таким созданиям! Впрочем... таким -- это каким? Я не мог сообразить, что передо мной такое, хотя, казалось бы, многое слышал о чудесах пустыни. Хуже того, я не ощущал магии неведомого существа... или лучше было назвать его явлением?

-- Ты, наверно, не в состоянии говорить, когда пребываешь в таком виде? - продолжала Фергия. - Так может, примешь человеческий облик? Я слышала, духи пустыни способны на это, а ведь ты один из них, верно?

"Джаннай? Неужели они действительно существуют?" - мелькнуло в голове.

-- Ночь уже перевалила за середину, - сказала Фергия. - Третья ночь. Ты знаешь, что случится на ее исходе, верно?

Если это действительно джаннай, и если древние законы все еще действуют, он должен будет убить нас, чтобы остаться в живых, иначе поутру от него останется лишь горстка песка. Вдвоем мы, наверно, справимся с ним, но чего это будет стоить?

-- Я не хочу сражаться с тобой, - произнесла Фергия, неотрывно глядя на черный вихрь. - Лучше присядь у нашего костра и расскажи свою историю. Может, вместе мы придумаем, как тебе помочь?

На мое счастье, я снова лишился дара речи, а потому молча наблюдал за тем, как смерч, поколебавшись (в прямом смысле слова), вдруг начинает двигаться все быстрее и быстрее, и при этом уменьшаться, уплотняться, и так до тех пор, пока на его месте не очутилась... Женщина.

О, что это была за женщина! Наверно, в два моих роста высотой, если не больше, и соответствующего сложения, с кожей иссиня-черной, гладкой и блестящей, с непокорной гривой смоляных кудрей, перевитых золотыми цепочками, с огромными глазами, темными, как ночь, горячими, как сама страсть, с губами полными и алыми, и наверняка сладкими, как те самые злосчастные сливы из волшебного сада... Одежды на ней не оказалось, лишь золотые украшения: массивное ожерелье закрывало грудь, широкий наборный пояс обвивал талию, унизанные самоцветами цепочки свисали с него на бедра. На руках и щиколотках звенели браслеты, в ушах покачивались серьги с рубинами размером с кулак, на пальцах с длинными ногтями (а вернее сказать, когтями) сверкали перстни...