Моргаю, опуская взгляд. Смотрю на собственные колени, затянутые в неизменно черное.
Горьким ядом в крови струится безысходность. Нет ни одного пути, который привел бы меня к приветливо распахнутой двери, той, за которой скрывается ненадежное, ранимое человеческое сердце.
Украдкой прячущийся позади во мраке, не имеющий имени и забывший собственное лицо, я останусь давним воспоминанием, поблекшим с течением короткой человеческой жизни. Поднимаю голову от резкого звука — на экране что-то взрывается, переворачивается автомобиль. Свет от картинки плещется по рядам сидений, скользит по волосам завороженных увиденным зрителей.
На коленях у них рюкзаки, тихо шуршит молния, и Гейл вытаскивает бутылку сладкой газировки.
Смотрю на темные волосы Тео, она поворачивается к другу и шепчет ему на ухо. В стеклах очков отражается бегущая картинка.
Пробудившийся Зов гложет под ложечкой, пока еще аккуратно, почти лаская, но безжалостно напоминая о себе.
Тем лучше — я уже порядком задержался в этом кратком временном отрезке, в срезе чужой жизни, незваный наблюдатель, украдкой прикоснувшийся к недостижимому.
Знаю — мне нет места под небом цвета лазури, а потому достаточно завораживающих помыслов о прекрасном.
Пальцы сжимают пластиковый подлокотник, с глубоким вздохом поднимаюсь с кресла.
Иду неспешно, растягивая последние мгновения нахождения рядом с той, кто влечет меня с неодолимой силой. Медлю, минуя пустые кресла, оказываюсь в широком проходе, прямоугольная табличка «выход» горит зеленым.
С сожалением бросаю на Тео последний взгляд и застываю.
Скользит по губам неконтролируемая дрожь, делаю вдох, слушая гудящую в висках кровь. Разгорающимся пожаром подымается в небо алый жар.
Невозможно.
Но глаза Тео, прищуренные и вглядывающиеся, устремлены на меня. Развернувшись в кресле, смотрит внимательно, а в отражении очков мелькают цветные кадры.
Она видит меня. Видит меня вновь, нарушая все известные законы этого мира.
Потому что не произошло ничего, что сделало бы мое тело материальным, настоящим, чувствующим. Потому что я не желал быть живым, оказавшись в темноте кинотеатра, не изменял реальность, подчиняя ее своей прихоти, едва понимая, как это удалось совершить однажды.
Тео судорожно сглатывает, пихает свой рюкзак Гейлу и приподнимается с кресла. На лице друга рисуется удивление, но девчонка будто не слышит его торопливых слов, не желая замечать ладонь, схватившую за рукав легкой куртки.
Гейл оборачивается, хмурится, скользит мимо меня глазами, не замечая, вновь что-то говорит, уже обрывисто и недовольно.