Не знаю, что убьет меня быстрее — воздух, который обманывает тело, заполняя легкие пустотой, или холод, взявший в свои оковы.
Не могу пошевелиться, ни волей, ни умом, ни хитростью — тело умирает, сдаваясь бездушной природе.
Я — безумен.
И у моего безумия есть имя. Тео.
Шепчу его, прикрывая веки, ласкаю свой воспаленный разум бесконечными повторениями.
Нет понятных мне причин почему так велико ее влияние, почему птица в груди клюет свою плоть, роняя алые капли.
Принимаю неистовую одержимость такой, какая она есть — необходимой.
Глаза слезятся, я делаю вдох, и грудная клетка замирает. Чувствую неуверенный удар сердца, и наступает благословенная тишина.
Невозможно прекрасно.
Меня выдергивает из лишенного жизни забытья громкий обрывистый крик. Распахиваю веки, слыша в голове отзвуки знакомого голоса. Беззащитный крик повторяется, острыми лезвиями проходясь по коже, и я пробуждаюсь, безошибочно нащупывая в темноте Путь.
Он не похож более на тусклое пламя свечи, полыхая высоким пламенем. Жар его прокатывается по лицу, сдергивая черные покровы.
Поднимаю руку, хмурюсь, разглядывая длинные пальцы. Переворачиваю ладонь, с безразличием сжимая ее в кулак.
Я все еще здесь — в окружении черного густого эфира, но тело мое кажется настоящим, сотканным из плоти и крови.
Не удивляюсь, не могу себя заставить испытать что-либо, кроме неясного беспокойства. Волнение щекочет в груди, неприятным холодком пробираясь под кожу.
Та сила, что не находит объяснения, снова тянет меня к Тео, не спрашивая позволения.
Крик врезается в уши, заставляя вскинуть голову. Тревога крепнет, прорастает в самую глубину, царапает, скребет изнутри крысой.
Медлю, вглядываясь в пламя Пути, озаряющее темноту. В горле становится сухо, сглатываю — и наконец испытываю что-то, схожее с удивлением.
Удивляюсь своей неуверенности, которая сковывает тело. Удивляюсь самому телу: настолько человеческому, наполненному эмоциями и чувствами, что кажусь себе пленником, запертым в чужой оболочке.
Крик звучит снова, на одной ноте, замыкая временной круг. Зов вне прошлого и настоящего не менее сильный, чем тот, что терзает меня, когда приходит время собирать урожай Нитей.
Словно очнувшись тянусь вперед, ожидая вспышку света под веками.
Оттенки черного сменяют друг друга, разница невелика — теряюсь на мгновение, не различая перехода. Нет ожидаемого света, а потому замираю, вслушиваясь в собственные ощущения.
Под ногами твердый пол, делаю шаг, и толстый ковер приятно пружинит под подошвой. Останавливаюсь, в краткие мгновения оценивая небольшую, утопленную в ночной тиши комнату. Тусклый свет уличного фонаря проникает сквозь грязноватое стекло, едва освещая маленькое пространство.