Грузинское чудо. Монастырь в Дирби
Пять утра. Телефон разрывается. Это значит, что в городе Барнауле кто-то из моих близких уже проснулся, позавтракал, пришёл на работу и решил, что самое время сообщить мне последние новости или просто поболтать. Трубку я беру всегда, всё равно разбудили, да и мало ли, что там случилось.
— Алло! (сиплым голосом).
— Ты спишь, что ли?!
— Пять утра у нас, действительно, чего это я сплю...
Ой... Точно... Извини, у вас же плюс четыре к Барнаулу...
И дальше, без переходов и преамбул, начинается выпуск последних алтайских новостей. Дело это уже привычное, и я давно не злюсь на будителей. Родня. Куда деваться. Попытки не брать трубку или отключать звук ни к чему не приводят, потому что, когда телефон отключён, мне никто никогда не позвонит. Мистическая связь с моей трубкой позволяет близким чётко определять, когда она находится и рабочем состоянии.
Тем памятным утром бодрые звуки рингтона «Шоу мает гоу он» начали терзать мою опочивальню с четырёх утра. Двумя руками поднимаю веки, смотрю на экран — Маргарита. Школьная моя подруга.
Учитывая, что мы с ней созваниваемся «через день, да каждый день», ранний звонок меня насторожил, но не разбудил. Подождёт, не маленькая, совесть надо иметь, будить подругу в такую рань. Сбрасываю вызов, пытаюсь досмотреть утренний сон. Да не тут-то было. На экране высвечивается сообщение: «Перезвони срочно, у меня беда».
Набираю ей тут же, конечно.
— Маргарита, что случилось?!
Молчание.
— Рита! Что?!
В трубке какой-то хрип.
— Зотова, если тебя ещё не убили, я приеду и добью тебя сама! Что?!
— Он умер, Ульян, он умер...
— Да кто, Господи, кто, Маргарита?!
— Ребёнок умер.
— Господи, чей?! Мой?! (У Маргариты нет детей.)
— Дура... Мой, мой ребёнок умер, всё...
И тихий вой, такой, как будто подругу мою душат подушкой.
Тут я понимаю, что либо Маргарита как-то ловко успела за сутки сойти с ума, либо я чего-то не знаю.
— Рита, пожалуйста, скажи мне, где ты?
(Ведь ещё остаётся надежда на то, что корпоратив какой с вечера был, человек чересчур хорошо провёл время, да и привиделось чего, мало ли, дело-то житейское.)
— Я в больнице, Ульян.
— Да в какой?! В скорбный дом тебя, что ли свезли?! Ты можешь хоть что-то мне внятно объяснить?
— Я не хотела никому говорить, боялась сама себя сглазить, Уль, я была беременна, пять месяцев уже. Всё было хорошо, а вчера он умер... Замер. Всё.
Рита много лет неистово боролась с бесплодием, отдавая этому всю душу и содержимое кошелька. Все круги гинекологического ада к этому времени она прошла не один раз, и, честно говоря, я думала, что эту тему она для себя закрыла, потому что давненько я не слышала от неё историй про бесконечные госпитализации, приёмы гормонов и цены на ЭКО.