Пока пришла фельдшер, пока приехал участковый, я помыла и переодела бабушку в «смертное» и начались похоронные хлопоты, которые не оставляют времени ни на скорбь, ни на размышления о случившемся.
Эту историю мы вспоминаем с Леной при каждой встрече. У меня больше нет сестры-агностика. Есть сестра — православная христианка, скажем так, очень умеренная, стоящая в начале пути, но христианка. И я этому очень рада.
Рано или поздно наступают такие времена, к которым ты не готов совершенно. Вот никак не готов. Земля берёт и «р р раз» — уходит из-под ног. Ты что-то там нащупываешь, пытаешься быть молодцом, а оно не получается. Вот только что, два дня назад ты был деткой, даже в сорок с лишним, а тут хоп — и ты самый взрослый в семье. Ты принимаешь решения. Ты их вроде бы и раньше принимал, но, оказывается, всё это было понарошку. Мелко. Какие обои поклеить, смеситель поменять, ерунда какая то.
А тогда, когда всё случается, — у вашей мамы инфаркт, у папы — онкология, — ты к этому не готов вообще. Тебе триста лет, ты седину уже закрашиваешь лет десять как, а к этому всему ты не готов.
Везёшь их в больницу, жалкеньких, маленьких, скукоженных каких-то, бодришься... И понимаешь — ты теперь большой. Ты теперь за них за всех. И пусть хоть какие, кривые, хромые, лишь бы только живые. Все остальное — тлен.
А они всё меньше и меньше. И ты — не больше. Ты уменьшаешься вместе с ними. И все планы сужаются до немногого. Лишь бы жили... Хоть какие. Хоть как.
Если ваши папа и мама хоть чуть-чуть на что-то жалуются, не ждите, не спрашивайте, за холку — и в больницу. Пока хоть что-то можно изменить. Не будьте послушными. Это только навредит вам всем.
Во дворе все её звали либо «Надя из последнего подъезда», либо «Надя, у которой сын наркоман».
Страшнее её в доме, где живут мои родители, никто не жил. Ни родители больных детей, ни жёны и матери алкоголиков.
Сын, лет с тринадцати присевший сначала на клей-водку-папиросы, быстро достиг уровня колющегося торчка (тогда их много было, возле каждого мусоропровода шприцы и ампулы в изобилии валялись) и начал методично выносить из дома небогатое барахлишко, которое мама его заработала, отмывая пару контор и подъезды.
Когда мама начала сопротивляться — сынок маму бил. Бил как надо, не скупясь, до больничной койки. Выносил всё. Однажды, с такими же лихими дружками, на верёвках с четвёртого этажа спускали кровать и холодильник.
Праздники для мамы Нади устраивали правоохранительные органы, забирая сыночка на несколько коротких лет за кражи. Мама Надя расцветала, поправлялась немного, веселела лицом... пока сынок не освободится. И всё по новой: избиения, распродажа всего имущества за дозу. По кругу. Много-много лет.