Умирала Мария по всем правилам жанра. Потухший взор, впалость когда-то сияющих здоровьем щёк, потускневший до бледно-тараканьего некогда рубиновый перманент... Одним словом, уходила из Марии жизнь уже не по капле, а по ведру в день. Мы стояли у одра и пытались заткнуть её ментальные дыры своими полными физического и морального здоровья телами. Тщетно. Мария хотела уже только одного: умереть. Во цвете лет, на пике карьеры и хрустально-коврового благополучия она решила во имя любви оставить этот презренный мир материальных ценностей и сгинуть на одном из томских кладбищ. Завещание было составлено, и ничего более не удерживало её на этой жестокой, лишённой любви и счастья планете по имени Земля...
Но было одно обстоятельство, которое не позволило ей скончаться в этот же день, а именно — заседание профкома, бессменным председателем которого Мария была уже лет шесть. На повестке дня было распределение квартир между очередниками и льготниками (о, эти благословенные времена, кто помнит, когда по истечении пятнадцати лет ожиданий, мотаний по общагам и коммуналкам — родное, до зубовного скрежета, предприятие одаривало своих сотрудников живыми квадратными метрами). Без Марии, знамо дело, эти метры ни за что правильно не распределили бы, и священный долг поднял её со смертного одра, как расслабленного у Овчей купели, и кое-как причесавшись, не надев рубинов и люрексов, сожжённая огнём любви почти до основания, Мария собралась на вечернее заседание.
Тут я от безысходности выступаю с бредовейшим, предложением:
— Маш, а ты выбей ему квартиру. Тогда вы как-то в статусах сравняетесь и можно будет к нему подкатить. На новоселье через Игоряна напроситься, всё ж таки он его бригадир, с переездом помочь и под шумок тетрадку вожделенную прочесть. От мужиков-то всё равно никакого прока с их порядочностью. А нам можно, женское любопытство — не порок!
В потухших глазах Марии заалел огонь надежды. Воспылал, взвился кострами... Завбазой и завстоловой смотрели на меня с нескрываемым восхищением. Оказалось, что бредовой моя идея была только для меня. Как говорят англичане: «Нет ничего невозможного для сильно жаждущего сердца». Сердце Марии жаждало усатой любви настолько, что остановить её порыв не смогли бы и боевые слоны Александра Македонского.
Электробигуди. Тушь «Ланком», помада цвета «цикламен в перламутрах», польский костюм тончайшей красной шерсти, лаковые сапоги «в колено» на тончайшей шпильке — и от умирающей лебеди не осталось и следа. Валькирия, готовая сражаться со всем бюрократическим миром во имя любви, предстала пред нашими очами буквально через полчаса. Мы втроём с ужасом и восхищением наблюдали этот квантовый скачок от смерти к жизни и не верили своим глазам.