- Давай, - равнодушные глаза, грубая рука, которая заставляла меня вздрагивать при каждом прикосновении. Зачем же так давить! Там же все так... Ое... не... не ... неж... не надо так! Ай!
Я смотрела умоляюще, вцепившись в его одежду, повиснув на лацканах его камзола.
- Что? - прошептал мне Эсмонд, пока я чувствовала, как боль становится сладкой и пульсирующей. - Что такое? Что с тобой?
Я сглотнула, облизала пересохшие губы, снова и снова вздрагивая от мучительной и совсем неожиданной слабости и сладости.
- И где твоя скромность? - снова шептал некромант, разводя мои ноги все шире и шире. - Где же она? А что бы подумали о тебе твои родители, зная, как ты извиваешься на столе, как тихо стонешь, как умоляюще заглядываешь в глаза.
Я кусала губы, стонала, чувствуя, как до боли сжимаю черную ткань его одежды, как драгоценная пуговица впивается мне в руку.
- Прекрати... те, - судорожно выдохнула я, погибая от мучительного стыда. Холодная рука обжигала колющей, ноющей и сладкой болью.
- Если тебе не нравится, - с презрительной усмешкой заметил Эсмонд, заставляя меня корчится от мучительной жажды, - почему ты такая влажная? Ты же испортила мне все документы... Быстро прекрати...
Я стонала, плакала, понимая, что ступени к вершине чего-то странного, страшного, сладкого и вымученного иногда бывают такими болезненными.
-
Ты только посмотри, - шептал насмешливый голос, пока я уперлась лбом ему в грудь. - Испортила все приказы, все распоряжения...
Его влажные пальцы скользнули по моей груди, а потом замерли у моих губ.
-
Открывай рот, - услышала я шепот на ухо.
-
Нет, это же .... - скривилась я, сводя колени и понимая, что это действительно мерзко. Через секунду влажные пальцы оказались у меня во рту, а я чувствовала солоновато-сладкий привкус.
-
Теперь ты понимаешь, что ты наделала? - надменно заметил Эсмонд, отдирая от меня липкие бумаги. - Я просто обязан тебя наказать...
Я украдкой бросила взгляд на его вторую руку, которая что-то прикрывала на штанах. Тонкие, бледные пальцы поддели одну пуговицу, следом за ней вторую и нырнули внутрь. Пальцы из моего рта скользнули обратно, заставив меня расширить глаза от удивления. Ректор подвинулся ближе, не сводя с меня холодного взгляда. Одна его рука ласкала меня, а другая достала из штанов... Ой! Нет! Мамочки! Нет! Я не смотрю! Не смотрю... Мучительное, болезненное восхождение заставляло меня покачиваться. Я почувствовала, как холодные пальцы скользят по мне. А потом, задыхаясь в очередной раз, увидела, как бережно и плавно они гладят и сжимают покрасневшую и вздувшуюся венами плоть. Он ласкал сам себя, глядя на меня странным взглядом из полуприкрытых век. В тот момент, когда я случайно прикоснулась дрожащей коленкой к нему, Эсмонд усмехнулся, развернул, положив грудью на липкие бумаги, растирая рукой мою спину. Я чувствовала, как что-то трется об меня, растирая липкий сироп.