Марина едва не свалилась с бревна, услышав его глубокий, пробирающий до самых печенок, тихий баритон. Какие-то песни она слышала первый раз, каким-то даже подпевала. Она хихикала, когда он корчил рожи, исполняя «Слепили бабу». Марина обожала и знала наизусть «Перевал». Девушка любила Васильева, и, видимо, Костя — тоже, потому что «Сплина» он пел много. «Иди через лес», «Пой мне еще», «Двое не спят», «Приходи», «Романс», «Маяк».
Костя прерывался только, чтобы глотнуть вина и покурить, и снова клал пальцы на струны. Его просили спеть что-то определенное, но он не всегда исполнял заказы. И Марина видела, что Бирюков просто кайфует от гитары, костра и общей атмосферы. Она сидела прямо напротив и уже не тайком, а совершенно открыто любовалась им сквозь пламя костра. И Костя улыбался ей, тоже не находя сил отвести глаз. Чуть замешкавшись между песнями, он снова смочил губы вином и, игнорируя очередной поток просьб, запел:
Напишу-ка глупенькую песню
Для постылых якобы друзей,
Пусть себе смеются до упаду
От моих безграмотных идей.
Народ захлопал, но никто не подпевал в голос, лишь губами шептали слова:
Все смеются, я доволен тоже:
Я нагородил им темный лес,
Этим лесом я отгородился как забором,
Чтоб никто мне в душу не пролез.
Не хочу, чтоб на порез вчерашний
Кто-то сыпал перец или соль,
Чтобы кто-то обнимал меня за плечи:
"Где твоя прекрасная Ассоль?"
Это была Костина любимая песня. Ребята никогда не мешали ему ее петь. Наверное, друзья чувствовали, что в этом тексте Чижа Бирюков видит самого себя. Балагур и весельчак, клоун и рубаха-парень хранил в своей широкой душе много пустоты, которую должна была заполнить его прекрасная Ассоль. Но то ли девочки перестали верить в Алые паруса, то ли сам Кос никак не дотягивал до Грея. Поэтому и пелось у него так пронзительно и откровенно. Поэтому ему никто никогда не мешал рассказывать в этой песне о себе.
А для Марины это было откровение. Она не могла отвести взгляда от льдистых глаз Костика. Ей было и сладко, и больно слушать его исповедь. Непрошенные слезы грозили вырваться на свободу, и, чтобы не прослыть истеричкой, девушка поспешила удрать.
— Я спать, — бросила она, убегая к палатке.
Марина слышала позади тихий перебор и смешок Токарева, который как всегда разрядил атмосферу:
— Ты просто рок-звезда, Костян.
У костра все засмеялись, но Ивановой веселее не стало. Она на автопилоте порылась в рюкзаке, сбегала почистить зубы к умывальнику-бутылке, сняла обувь, переоделась в мягкие треники и майку для сна, залезла в спальник. В Костин спальник. Возиться со своим она не хотела, понимая, что глупо обособляться. Но все же девушка трусливо надеялась, что Коса не скоро отпустят, и он не станет приставать к ней спящей. Зря.