Домой я провожал ее ускоренным шагом: мне хотелось быстрее избавиться от чувства тошноты, преследующего меня на протяжении всего вечера. Дина, не поспевая за моим широким шагом, суетливо перебирала маленькими пухлыми ножками, обутыми в полусапожки на меху, и ежеминутно вздыхала, показывая, что она не этого ожидала от нашего вечера. Когда, наконец, я попрощался с ней, я с облегчением перевел дух: тошнота исчезла, и я теперь мог наслаждаться морозным, скрипучим воздухом, в котором с каждой секундой все сильнее начинали кружиться новые снежинки.
По пути домой, я решил заглянуть в редакцию, чтобы взять на выходную вычитку несколько материалов, которые к понедельнику должны были быть подготовленными. На втором этаже слабо горел свет.
— Гевор, это вы? — спросил я, заглядывая в редакцию.
— Ну, а кто же еще? — добродушно ответил пожилой мужчина, который у нас исполнял обязанности дворника, уборщика, истопника, мусорщика, вахтера и охранника. — Я думал, вы уже освободились, и никто не придет.
— Да я по делу забежал. А вы что?
— Да вот, как всегда мусор выношу. Глядите, сколько от нашей несравненной Цецилии Львовны выгреб, — он показал полное ведро бумаги.
— Нашли что-то интересное? — спросил я, зная, что мужчина любил отыскивать в мусорном ведре выброшенные рисунки иллюстраторов, которые по тем или иным причинам не устраивали Цецилию Львовну, а потом он распрямлял их и вывешивал на стене своей вахтерской каморки, которая была его постоянным жилищем.
— Нашел, нашел, — заулыбался он, показывая отсутствие переднего зуба. — Вот, гусеница верхом на слоне едет. И чем она не устроила Цецилию? Ничего она не понимает в художестве, потеряла дух детства. Вот я, был бы помоложе, пошел бы сейчас снеговика лепить, погода-то чудесная. Хотя, что мне сейчас мешает? Вот сейчас управлюсь, соберу мусор, да и пойду. Ведро найдем, палки, угли, да только морковки нет для носа…
— У меня есть мандарин. Подойдет? — спросил я, выглядывая из своего кабинета.
— А то ж, а то ж пойдет! — обрадовался он. — На завтра детвора как раз стащит и съест. Так… сейчас еще посмотрю, — кряхтел он, копошась над ведром, — а то вдруг что пропустил… Эге, что это тут. Какой-то стишок-страшилка. Кхм… эге, забавный стишок. А ну-ка Ларий, послушайте…
Однажды придет старичок,
И предложит тебе желанье.
Если сядешь на его крючок,
Жизнь твоя станет страданьем.
Он принесет тебе подарок,
И попросится в твой дом.
Но не верь ему, хоть он и жалок,
А гони его кнутом.
Он обманщик и не честный —
Не верь в доброту его.
Твоя семья исчезнет безызвестно,