Вечером, когда гости разбрелись, а не некоторые, оставшиеся на ночлег, улеглись дремать после обильного ужина, я направился в дальнюю пристройку дома, где находились комнаты прислуги. Я помнил про «подарок» и обреченно, на ватных ногах, двинулся к комнате Сойки. Постучал в дверь, и она тут же распахнулась, будто от ветра. Передо мной, в вышитой ночной сорочке, с длинными распущенными волосами, похожая на русалку, стояла, горделиво задрав подбородок и изогнув тонкие брови, Сойка. Она смотрела на меня с лукавым прищуром, словно вопрошала: «Чего изволите?»
— Ой, я не знал, что ты уже спать собираешься. Думал, ты еще одета. Я тогда потом зайду.
— Когда потом? — грозно спросила она. — Потом будет поздно. Рождество сегодня заканчивается.
— А, ну тогда да.
— Проходи.
— А тебе ничего не будет, что я здесь? Ну, может, поругают…
— Глупости не неси. Никому дела нет. Ясинька наябедничать может, но она уже давно от усталости дрыхнет в своей комнате. Ну, зачем пришел?
— Ну я это… то самое.
— Что, то самое?
— Ну, подарок.
— Ну, давай свой подарок, — она невозмутимо уставилась на меня своими коварными, зелеными глазами. — Я жду.
В тот момент мое сердце устроило бешеную пляску сродни пьяному мужику в кабаке. Мои ладони так вспотели, что мне казалось, из них льется вода, как из дырявого корыта. Я все стоял и не двигался, и только змеиные Сойкины глаза плыли в тумане передо мной и шептали, как эхо в горах: «Я ждууууу…. ждууу…
Не выдержав нахлынувшего на меня ужаса, я резко схватил ее голову, раскрыл рот, словно хотел откусить большой кусок, и, успев заметить ее распахнутые от ужаса глаза, впился губами в лицо. Мой рот, помимо ее губ, захватил еще и нос, и она, с отвращением отпихнув меня, возмущенно завизжала:
— Это омерзительно! Ты что, никогда не видел, как целуются люди?
Я сокрушенно покачал головой.
— Эх, ты! Вот, как это надо делать! — она притянула меня за рубашку, и ее сомкнутые губы мягко коснулись моих, она на секунду задержалась и отстранилась. — Вот так вот надо. Ох, уж и подарочек получился. Мне теперь кошмары будут сниться, — она вытолкала меня прочь и недовольно захлопнула дверь.
В тот момент я понял: поцелуи — это не мое. И клятвенно пообещал себе, никогда, ни при каких обстоятельствах не ввязываться больше в это гиблое дело.
Малый приехал только через сутки. Занимаясь арифметикой, я заметил в окне его суровую медвежью фигуру, закутанную в огромный овечий тулуп, выходящую из кабинета Милона. Он увидел меня и устало кивнул. С нетерпением дождавшись вечера, я побежал к его дому.