И все же... Бывали случаи, когда Макмастера безумно и невыносимо, почти до потери дара речи, влекло к каким-нибудь смешливым, пышногрудым, румяным продавщицам. И только Титженс спасал его от этих крайне сомнительных интрижек.
— Ну же, остынь, — говорил Титженс. — Не стоит иметь дела с этой развратницей. Ты только и сможешь, что устроить ее в табачный магазин, а она тебе всю бороду вырвет. Не говоря уже о том, что у тебя не хватит на нее средств.
И Макмастер, который уже успел очароваться милой толстушкой, словно она была прекрасной Мэри из известной песни на стихи Роберта Бёрнса, потом еще целый день всячески поносил Титженса за эту возмутительную грубость. Но теперь он благодарил небеса за то, что у него есть такой друг. Макмастеру было почти тридцать, и до сих ему удавалось уберечься от горя, болезней и несчастной любви.
С глубоким сочувствием и тревогой он взглянул на своего замечательного друга, который не смог спасти самого себя. Титженс попал в настоящую ловушку, в самую жестокую из ловушек, уготованную для него подлейшей из женщин.
Внезапно Макмастер осознал, что не испытывает никакого наслаждения от чтения собственной книги, вопреки своим ожиданиям. Он решительно начал перечитывать аккуратно отпечатанный на странице абзац с самого начала... Вне всяких сомнений, свое дело издатели знали превосходно.
«Кем бы мы ни считали этого человека — создателем таинственных, чувственных, безупречных, пластичных образов; талантливым автором, умеющим жонглировать звучными, живыми и полнокровными строками и словами, преисполненными цветом, как и его картины; или глубоким философом, черпающим прозрения из сфер таинственных, не менее загадочных, чем он сам, — Данте Габриэлю Россетти, герою нашей небольшой монографии, стоит отдать должное как человеку, сделавшему существенный вклад в живопись, в людское общение, в жизнь высокоразвитого общества, которое мы сегодня составляем».
Дочитав до этого места, Макмастер осознал, что не испытывает той радости, какой ожидал, и перешел к абзацу посередине третьей страницы, сразу после окончания предисловия. Его взгляд рассеянно заскользил по новой строке:
«Герой нашей книги родился на востоке Англии, в...»
Слова будто не несли в себе никакого смысла. Видимо, он еще не отошел от утренних событий.
Он поднял взгляд от чашки кофе, которую держал в руках, на сероватый лист бумаги, зажатый в пальцах Титженса, дрожащий, исписанный крупным, размашистым почерком этой злобной ведьмы. А сам Титженс смотрел ему, Макмастеру, в глаза не мигая, будто бешеная лошадь! Что за лицо у него! Помрачнело! Осунулось! Нос выделялся бледным треугольником! И это лицо Титженса, его друга...