.
Когда европейцы впервые столкнулись с памятниками словесности народов Индии, они с удивлением обнаружили большое сходство санскрита с рядом европейских языков. О том, что существует нечто общее в санскрите и итальянском, догадку высказывал еще флорентийский купец Филиппо Сассети в ХVI в. В 1786 г. английский судья в Калькутте Уильям Джонс тоже обратил внимание на близость санскрита и целой группы языков Востока и Запада. В первые десятилетия XIX в. началась интенсивная работа лингвистов Германии, Англии и Франции. Их совместными усилиями было доказано, что группа языков (иранские, индийские, славянские, греческий, германские, кельтские и др.) имеет бесспорное родство, и она получила название индоевропейской семьи. Сравнительное языкознание оказало неоценимую услугу востоковедению в целом: стимулировало интенсификацию научной деятельности в самых разных областях.
Пусть это не покажется странным, но первое знакомство западного мира с гимнами Вед почти разочаровало европейских ученых. Причина этого крылась в том, что самхиты вошли в научный обиход примерно с 40-х годов прошлого века; к тому времени западный читатель был уже знаком со знаменитой религиозно-философской поэмой "Бхагавадгита". "Мир не производил ничего более глубокого и благородного", – отозвался о ней известный немецкий философ и лингвист К.В.Гумбольдт. Напряженные размышления мыслителей, ставивших и разрабатывавших "вечные" философские вопросы, свидетельствовали о традициях духовной культуры, уходящей своими корнями в глубь тысячелетий.
Позднее все, что приходило на Запад из Индии, подвергалось вольному или невольному сравнению с великой Гитой. Гимнам вед недоставало поэтической прелести и глубины философского постижения действительности. Они проигрывали, на первый взгляд, и при сопоставлении с лирическими драмами Калидасы, тогда же впервые переведенными на европейские языки. Обращения древних индийцев к богам с просьбами отвратить болезни и приумножить количество скота, были не так уж и интересны. И.П.Минаев писал в 1884 г.: "первые пионеры в области индийской филологии в начале своей деятельности преследовали почти что исключительно эстетические цели; их увлекал высокий религиозный лиризм древних индийцев; они изумлялись и приходили в восторг от изящных прелестей индийской драмы, и в своем совершенно понятном увлечении новым предметом они не хотели и даже не могли признать того, что позднее, в момент более позднего отношения к новооткрытой литературе, стало очевидностью>4.
Постепенно европейцы начали постигать значение самхит, поняли, что ведийский мир – особый мир со своим укладом, специфическим сознанием, собственными религиозными представлениями и что к этому источнику нельзя подходить с такими же мерками, как к философской поэме или драматическим произведениям, созданным столетия спустя.