, – делает вывод Дайянанда. Чрезвычайно важно отличать истинное от ложного. Нужно стремиться к обществу знающих людей и избегать тех, кто проповедует "ложное знание", вроде приверженцев Шанкары, настраивает верующих на мысль о нереальности всего – их жен, мужей, матерей, отцов, детей, правителей, подданных, друзей, родственников и всех мирских отношений
>48. Молиться необходимо для того, чтобы обрести в молитве силу, но из этого не следует, что надо полагаться только на Бога, как проповедовал Рамануджа. Не поклонение ведет к мокше, а "общество знающих людей и строгое соблюдение законов природы"
>49, – повторял реформатор.
Его трайтавада направлена не просто против идолопоклонства, политеизма, пышного ритуала, паломничеств и прочих компонентов религиозной жизни Индии прошлого столетия, она теоретически обосновывала неприятие общепринятого тогда видения мира и места человека в нем. Позднее индийские авторы отзовутся о таком миропонимании, как об "отвлечении чувств от объектов восприятия, разума от мыслительной деятельности... воли от действия, человека от общества">50. Не адвайтистское погружение в Абсолют и не упование на помощь Бога имеет ценность в нашем мире, утверждает Свами Дайянанда, "человек велик только своими великими делами">51, и ему подвластно многое – "усилие выше, чем судьба, ибо усилие и определяет судьбу">52. Более того, положение трайтавады о соотнесенности человека с его деятельностью подводит реформатора к несообразному с традиционным пониманием самого состояния мокши.
В учении Шанкары Атман тождествен Брахману. Человек, достигший мокши, не ощущает самого себя. У него исчезло "чувство самости"; его можно назвать, скажем, щедрым или благонравным, но для него эти характеристики ничего не значат, он не прилагает усилий быть таковым: он таков по своей природе и не может быть иным. Так, прелесть теплых весенних дней "ничего не стоит" весне: это ее природа. У "освобожденного" нет и "желания": он ничего не хочет и ни к чему не стремится, не жаждет награды и не ищет людского одобрения. ("Он полностью ублаготворен собой, он ничего не желает, он ничего не ожидает, он совершенно не испытывает чувства страха, он полностью свободен", – описывал идеал "освобожденного" Свами Вивекананда).
Согласно Раманудже, "освобожденная душа" не тождественна Богу, не приобретает его функций творения, сохранения и разрушения мира. Она находится "рядом с Богом", "отогревается", словно замерзший путник, подошедший к жарко горящему костру. Она подобна Богу, поскольку приобретает чистое, не отягощенное никаким несовершенством сознание, теряет зависимость от чего бы то ни было, наслаждается любовью и бесконечным блаженством. Рамануджа сравнивает дживу с сотой частью самой крохотной волосинки, разделенной на сто частей (Брахма-сутры-бхашья II.3.22), но, освобожденная, она словно бы увеличивается и растет до тех пор, пока не становится способной объять весь мир, она сопоставима с лучами света, освещающими каждый уголок в темной комнате, и уже никогда не возрождается в человеческом облике. По трайтаваде же, душа изначально не тождественна Брахману, потому и в состоянии "освобождения" она не может быть ему тождественной. Как и у Рамануджи, она "подобна Богу", однако не обретает вечного спасения: мокша – лишь временное прибежище дживы. Она продолжает функционировать, затем вновь соединяется с пракрити, наделяется земным телом и получает новое существование. "Рождение сменяется освобождением, за освобождением следует новое рождение; душа иногда связана, иногда свободна"