.
Действие закона кармы, по мнению реформатора, не прекращается с достижением мокши; ошибались джайны, буддисты, приверженцы Шанкары, Рамануджи и представители иных школ индийской философии. Сам он более всего близок к мимансакам, не признававшим теорию мировых циклов. Деятельность для него неотъемлемая, сущностная характеристика дживы, "вечное свойство вечной души">54. Раз так, резонно согласиться и с тем, что все вечное всегда вечно (потому оно и называется вечным), т.е. оно было в прошлом, есть в настоящем и будет в будущем. И джива как "вечная сущность" уже по определению не может "исчезнуть", "слиться с Абсолютом". Далее, поскольку джива неотделима от действия, она в состоянии освобождения должна действовать. Наконец, по трайтаваде, душа не идентична Брахману, и человек по своим возможностям не равен Богу, а, следовательно, человеческая деятельность не может привести к таким результатам, которые "под силу" только Богу>55.
Надо сказать, что Дайянанда далеко не сразу пришел к такому пониманию мокши: на диспуте в Чандапуре в марте 1877 г. он придерживался еще вполне традиционного определения: "спасение есть достижение Сат Чит Ананды Парамешвары; невозвращение в мир смертей и рождений и тому подобного и в океан страданий">56. Но уже в "Арьйоддешья-ратнамале" он ничего не пишет о мокше как о вечном блаженстве и характеризует ее только как такое состояние, "когда человек достигает счастья у Парамешвары">57.
Очевидно, что стремление реформатора увязать все проявления человеческой активности с наивысшими ценностями в индийской религиозно-философской традиции побудило его изменить трактовку. Понятие "деятельность" несет в его учении главную нагрузку: ничто не может освободить человека от ответственности за его поступок. Он включен в мир "тройственного существования"; вечен Бог, вечна материя, вечна индивидуальная душа; каждое новое рождение есть результат былых свершений и основа будущего; процесс не прерывается никогда, человек поистине вечен. Похоже, что эта часть учения реформатора пугала его соотечественников. Эмоционально насыщенное, любовное отношение верующего к Богу, провозглашенное Рамануджей, психологически было более притягательным. В концепции мокши у Дайянанды просматривалось нечто фатальное. В чем же тогда ценность такого спасения, вопрошает его собеседник, получается что-то вроде смерти – рождения – смерти... Ничего подобного, парирует Дайянанда. Не так уж мало – достигнуть освобождения, насладиться счастьем, избавиться от страданий на время, за которое произойдет 36 тысяч творений и разрушений мира. Ведь сейчас ты принимаешь пищу, хотя знаешь, что завтра опять будешь голодным. Если приходится стараться, суетиться ради таких малостоящих вещей, как еда, питье, деньги, государства, жены, честь, потомство и тому подобное, разве не стоит постараться ради собственного спасения? Мы знаем, что когда-нибудь умрем, а все равно стремимся к долголетию. Мокша тоже приходит к концу, и возвращение назад обязательно, тем не менее мы должны прилагать все усилия, чтобы освободиться, она того заслуживает