Она отложила письмо. Руки предательски дрожали. Вот он, этот момент, которого Антонина и ждала, и боялась. Она перевела взгляд на часы — одиннадцать вечера. Обратный счётчик, тикающий в голове, теперь может начинать отсчитывать уже даже не часы — минуты.
На улице громыхнуло. Где-то за городом начиналась гроза. Но Тоне казалось, что тяжёлый влажный воздух добрался уже сюда, в комнату. Грудь пекло нестерпимо. Неимоверным усилием Антонина подавила приступ кашля. Не хотелось пугать Еремея. Пришлось опять пойти на хитрость. Она прикрыла глаза, изображая, как сильно ей хочется спать. И моряк, подождав несколько минут, ушёл к себе.
Тоня так хотела остаться одна. Но теперь, когда рядом никого не было, боль и жжение только усилились. Её начало трясти. Она знала, отчего ей стало хуже — от осознания, что больше не увидит Макса. Никогда. Эта мысль корёжила, выворачивала всё внутри, ломала, гнула.
Антонина не могла лежать — села на кровати. Голова закружилась. В глазах начали расплываться радужные круги. Но она не стала снова откидываться на подушки. Отдышалась. Подождала немного, пока картинка перед глазами перестанет качаться, и, держась за спинку кровати, поднялась. Накинула халат. Пошла в ванную комнату, чтобы умыться.
Холодная вода приятно остужала горящие щёки. Тоня со скепсисом глядела на отражение в зеркале. Вот и на лице появились эти красные пятна. Теперь, правда, можно о них не беспокоиться. Следующий конкурс — это уже забота Белинды.
Держась за стенку, Тоня вышла в коридор. Каждый шаг давался с трудом. Но ничего, ей недалеко. Ей нужно в апартаменты Макса. Увидеть его ещё хотя бы раз. Это пламя, что жжёт изнутри, оно просто выпалит душу, если она не увидит его. Ещё. Хотя бы. Раз.
Антонина зашла в комнату без стука. Лучше бы он спал. Она не знала, что сказать. В апартаментах было беспросветно темно и беспросветно тихо. Сердце затрепыхалось от догадки — Макса здесь нет. Она подошла к кровати — та даже не расправлена. Присела на краешек. Подождать его здесь? За окном снова громыхнуло. Уже ближе. Гроза двигалась по направлению к резиденции. Может, ливень принесёт прохладу? Уймёт, наконец, это дикое жжение.
Глаза, привыкшие к темноте, разглядели стрелки на часах — почти час ночи. Тик… тик… тик… секунды безжалостно уплывали, просачивались сквозь пальцы… тик… тик…
Тоня поднялась. Снова вышла в коридор. Почему такая тишина? Вся резиденция как вымерла. Жизнь протекала только за окном — там вибрировала душная ночь, изнывала в ожидании тугих холодных струй надвигающейся грозы.