Иван наклонился и, еле касаясь ее уха, шепнул:
— Может, ну его — спать. Пойдем?
Лета кивнула и села, следуя за ускользающей ладонью. Прикрывая простыней грудь, нащупала на спинке кровати майку. Иван встав, отошел к своей кровати, нагнулся, собирая покрывало в охапку.
Они вышли в ночь, и эта ночь была совершенно другая, та кончилась или ушла на дальнюю грань, унося с собой одинокую Лету на прибое, дочек Ивана и его жену-учительницу, Нателлу с растопыренными крашеными ногтями, Таньку с кефиром.
Стараясь не греметь, Лета повернула в замке ключ. Встав на цыпочки, прошептала Ивану в ухо:
— Я его повешу внутри, на гвоздь у форточки. Вдруг он захочет ночью…
— Подожди, — ответил Иван и повернулся к соседней двери. Эта комната стояла пустая, молчала, запертая.
Он покопался в кармане шортов, блеснул чем-то и, закрывая окно спиной, что-то стал делать. Стекло повизгивало, потом звякнуло. И сверкнуло, оказавшись в его руках. Лета нервно оглянулась. Вокруг было тихо, только поодаль тарахтел генератор, перекрывая плеск воды. Иван аккуратно прислонил стекло к стене. И уже знакомым движением занес длинную ногу на подоконник, по-змеиному нырнул внутрь, шлепнул, шмякнул, зашипел сквозь зубы, видимо, стукнувшись там внутри об стол, заскрежетал, отодвигая. И протянул из низкого окна руки.
— Иди сюда.
Лета встала на перевернутый таз, ухватилась за руки и шагнула внутрь, неловко валясь и обдирая бедро о край рамы.
— Вот, — сказал Иван и, стащив матрас на пол, кинул на него покрывало, — вот. Иди сюда.
Потом Лета все боялась заснуть, чтоб не пришло утро, показывая дыру пустого окна и стекло рядом у стенки. Говорили шепотом, спрашивали и отвечали, замолкали, обдумывая ответы.
— Я думала, ты меня вовсе не замечаешь.
— Скажешь тоже. Я ж знал, ты замужем.
— Была.
— Ага. Мне как вчера днем сказали, что пока я в рейсе был, ты развелась, ну я сразу на Остров. Пока ты тут не успела, ни с кем.
— А вдруг бы успела?
— Нет, — в темноте блеснули зубы.
— Ничего себе! Это почему же?
Он повернулся и вытянулся, длинный, как узкая рыба, и свет качался на груди и животе, послушный дыханию. Тронул пальцами медальон на лохматом шнурке, свисавший к плечу.
— Это мой покровитель. Я с ним договорился.
— И помогло?
— Ну, так. Сама видишь.
Лета тоже легла на бок, ей было приятно, что свет падает на них обоих, и ему ее видно, а ей его. Между двумя телами воздух стоял тонкой прослойкой, только чтоб вдохнуть и коснуться друг друга, ничего не делая, просто дыша. А потом, как полчаса назад, он снова положил руку ей на шею, притянул к себе, мягко вдавливая.