Он покопался в шкафу, нашел легкие шорты, чистые, белую тишотку. Надел и вышел из номера, прикидывая, у кого бы попросить телефон, на пару минут разговора.
На вахте было пусто. Макс заглянул в длинный коридор. Сезон кончился, корпус закрыли и уже не селили в него отдыхающих, а дежурная, видно, убежала на лавочку, болтать с подругами. И телефон унесла с собой.
Вечер шел на цыпочках, прикладывал к губам палец черных листьев и потому свет становился мягче, серел жемчужной пылью над тихим морем. По песку бродили редкие люди и тоже слушались вечера, не кричали и не смеялись. Только в столовой светились нахальным электричеством окна, свет их орал и взрывался. Слышался голос Гриши, анекдот, хохот следом.
Макс прошел поодаль, чтоб не заметили курящие на крылечке телевизионщики. Прислушался и рассердился на себя, поняв, что ищет голос Софьи. Просто интересно, смеется ли она тем чудовищным пошлостям, которые конвейерно выдает Грига.
За низким парапетом море переливало себя серым шелком, медленно и сонно. Макс повернул к парусиновому киоску у парапета, там уже закрыто, но изнутри свет и бормотание. Если молодежь не успела залечь на ложе из картонок в углу, то, может, дадут телефон. Он поежился, вспоминая. Сто лет тому приезжал сюда, и в этом самом киоске работала, как же ее звали… Маленькая, как воробей, волосы стрижены коротко, нос с конопушками. От коробок пахло ванилином и специями, маленькая все волновалась, вдруг охрана заметит, что они жгут свечку. Тогда свечку погасили, и выяснилось, что через парусиновый потолок сочится лунный свет. Ему потом пришлось менять симку в телефоне: собралась разводиться с мужем, а муж — мальчишка, в два раза его моложе. Потом Максу рассказали, когда через год приехал, она подожгла киоск, и ее уволили, зарплату забрали в счет сгоревших чипсов и пакетиков с орешками.
— Максим…
Макс чертыхнулся, останавливаясь в тени большого платана. Тонкая фигура на фоне серого шелка, стоит, отвернувшись, смотрит на море. А позвала. Или ему показалось? Подойти? Или сделать вид, что не услышал? Получится — испугался…
Он прошел рядом, на расстоянии вытянутой руки. Кашлянул, замедлив шаги. Софья быстро повернула лицо. В размытых светлых сумерках, в рамке белых волос оно было темным, с неразличимыми чертами.
— А, это вы? Как хорошо, что вышли. Смотрите, как тут!
В женском голосе услышалась Максу давешняя глуповатая восторженность и он разозлился. На то, что крался мимо столовой, пытаясь услышать ее. Что остановился на оклик, который был ли? Или он сам себе его выдумал, чтоб — повод заговорить…