Встала, взяла чистую тарелку. Под общими взглядами положила картошки — от души, горой. Добавила из консервных банок — понемногу из каждой. И пошла к лесенке.
Придерживая подол широкой юбки одной рукой, и, держа на второй полную тарелку, стала взбираться по скрипящим ступеням. Позади, уже внизу, кто-то что-то нерасслышанное сказал. Хихикнули.
Стукнула в фанерную дверцу, сказала весело:
— Эй-эй.
И вошла.
Ночью на вышке она никогда не была. Три стены с огромными, почти от самого пола окнами, размылись в звездном небе. Олег сидел среди звезд — на спальнике, брошенном на пол. Маленький, скрестив ноги по-турецки, блестел согнутыми коленями. Держал у губ белую в темноте флейту. Играл тихонько, шепотом.
— Я принесла ужин, — сказала Светка тоже шепотом. Поставила тарелку на краешек скамьи. Стояла неловко, стесняясь.
Олег опустил флейту.
— Спасибо, не надо было…
— Надо-надо! — отличить голодного мужчину от сытого Света могла и, угощая, чувствовала себя увереннее.
Олег потянулся под скамью, зашуршал сумкой:
— Вот. Вы возьмите вниз, пусть там — с чаем, — завертывал углы газетного большого свертка. На пол упали пара конфеток и сушки.
— Не надо, — сказала Светка, — обойдутся. А вам еще завтра и вообще.
— Нет-нет! Я не остался, потому что у меня нечего — на общий стол. Пусть хоть это. Так будет правильно.
Светка приняла в руки рассыпающийся куль. Выгребла половину горкой на скамью:
— Это снова в сумку положите, — распорядилась, — а это отдам. Только вы сами приходите чай пить. Поешьте и приходите.
— Спасибо. Я лучше тут.
И помолчав, объяснил, поведя вдоль звезд рукой:
— Мне тут — хорошо…
Светка открыла дверь и стояла, слушая флейту, что вела мягкую нитку звуков через распахнутые окна — к звездам. Наполняла ночь тихим счастьем.
— Олег, а вы, когда жили там, на барже, у вас была флейта?
— Да. Я играл мышу. А он — слушал. И даже не ел крошек.
Светка кивнула. Так и должно быть. Улыбнулась и пошла вниз.
За столом торжественно водрузила кулек рядом с чайником:
— Вам приветы и подарки. Сверху…
Олег ушел рано утром, еще до завтрака. Больше Светка никогда его не встречала.
С попугаями Блондиному семейству не очень везло.
Ее собственное полудеревенское детство прошло в окружении всякого зверья. Соседские куры, утки и гуси. Родные собаки и кошки. Ловимые старшим братом чижики, щеглы и синицы. Быстро, впрочем, отпускаемые. Транзитных животных вообще было много. В квартире без удобств сменяли друг друга ежи, ужи, черепахи, перепелки, суслики — все, кого можно было изловить в просторных степях за барачным поселком. Жили недолго. Не потому что умирали, а, под маминым мягким давлением, возвращалась им утраченная свобода.