Мое сердце затрепетало от добрых слов Кая, но как только я собралась его поблагодарить, вернулись Мэй и Стикс, которых нес в руках три сумки.
Когда они подошли ближе, я протянула руки, чтобы забрать сумки.
— Еда, принадлежности для уборки. Я также положила несколько платьев для тебя и еще чистой одежды. Твой альбом и карандаши, чтобы ты могла рисовать. Я знаю, как ты сильно это любишь. — Мэй улыбнулась, поддерживая меня. Поцеловав меня в щеку, она предупредила: — Будь осторожна.
Мое сердце наполнилось любовью.
— Спасибо, сестра.
Я подарила Мэй небольшую улыбку, затем повернулась к двери. Закрыла глаза. Открыв их, осторожно повернула дверную ручку и зашла внутрь. Поставив сумки на пол, посмотрела на Флейма, лежащего на кровати.
Стараясь не шуметь, направилась к нему, встав рядом. Его окровавленный и поврежденный вид, когда он просил меня убить его, все еще причинял боль. Но спящий Флейм был... он был... идеальным.
Он всегда был страдающей душой. Всегда расхаживал туда-сюда, бормотал себе под нос или резал себя. И когда я видел его таким тихим и безмятежным мое сердце разбивалось на тысячу осколков.
Я подняла руку, и она зависла над лицом Флейма, и не прикасаясь к нему, провела по его лбу, вниз по слегка кривому носу, над его полными губами и через бороду. Мои губы растянулись в улыбке, когда я продолжала проводить рукой над его, пока не дошла до кисти, которая была перевернута ладонью вверх.
Представляя эскиз из моего альбома, я держала свою руку над его. Его ладонь была гораздо больше моей. Такая грубая, покрытая тату пламени, прессингованная серебряными металлическими кольцами и покрытая шрамами. Моя рука была меньше и бледнее, тем не менее никогда в своей жизни я не видела ничего более идеального чем его вид.
Флейм застонал, и я отступила, чувствуя немедленную потерю изображения наших соединенных рук, находясь так близко к мужчине, которого выбрала, нет, которого мне нужно было спасти.
Флейм повернулся, но узлы на его руках и ногах мешали ему. Даже в дремоте, хмурость раздражения испещряла его лоб.
Я раздумывала над тем, что делать. Он хотел освободиться, умолял меня освободить его. Мое сердце чувствовало, что он не обидит, не сможет обидеть меня.
Решившись, я шагнула к его кровати и осторожно, не прикасаясь, поставила перед собой задачу развязать веревки. Когда последний льняной кусок упал на пол, Флейм сразу же свернулся в маленький шар посреди кровати.
Когда я сделала шаг назад, я не могла перестать думать о том, что лежа вот так он казался маленьким ребенком. Таким сломленным и испуганным.