Из своих потенциальных пособников гитлеровская администрация и в Славгороде начала создавать местные органы власти, назначать старост, формировать «вспомогательную» полицию. Требования предъявлялись такие: чтобы люди не сотрудничали с советскими органами и одновременно обладали организаторскими способностями. Выбор немцев пал на нескольких человек с не самой лучшей репутацией. По понятным причинам мы не станем называть их имена, достаточно сказать, что они не стали изменниками не по своей преданности Родине, а потому что люди воспротивились их назначению в местную оккупационную власть. Тогда еще, в начале войны, это срабатывало. Несколько женщин, среди них и боевая Евлампия Пантелеевна, скорее всего инициатор, пошли в комендатуру и заявили, что не хотят подчиняться людям низким и бесчестным, что, коль уж так повернулось дело, пусть над ними поставят более достойных людей.
— Например, кого вы хотите видеть старостой? — спросили у них в ответ.
Женщины сначала растерялись.
— А хоть бы моего деверя, — вдруг нашлась Евлампия Пантелеевна, — Ивана Алексеевича Бараненко. Он распорядительный человек, его ни в чем нельзя упрекнуть. Раньше был рядовым колхозником.
Тут осмелели и ее подруги, прокричали несколько других фамилий.
Выйдя из комендатуры, женщины поняли, что теперь названных ими мужчин надо предупредить о случившемся. Даже не предупредить, а просить согласиться на предложение немцев, если оно последует, ведь фактически они толкали этих мужчин на измену родине. Но мужики вошли в создавшееся положение и заверили сельчанок, что будут служить им с умом. Так Иван Алексеевич с подачи Евлампии Пантелеевны оказался немецким старостой. У нас нет сведений о его фактической деятельности. Наверное, были у него поступки и деяния, за которые стоило спросить строго, но славгородцы отзывались о нем хорошо.
Несмотря на кровавые события, пережитые славгородцами в оккупации, к которым были причастны местные пособники врага, Иван Алексеевич избежал страшных обвинений. После войны его, как и других соучастников немецких преступлений, осудили на 25 лет лишения свободы. Он отсидел часть срока, а в хрущевские времена его дело пересмотрели, и в 1954 году отпустили домой. Первым делом он обошел славгородцев, перед которыми чувствовал вину, и попросил у них прощения, а также поблагодарил, что не топили его на суде ради показной ретивости, а затем уехал в Запорожье, где и прожил до конца своих дней. Но это так… — вершина айсберга, главный рассказ о нем впереди.
Самым младшим из детей Алексея Федоровича был Григорий, который до войны проживал вместе с родителями: Алексеем Федоровичем и Ириной Семеновной. Он был необыкновенно красивым, имел легкий улыбчивый характер, неунывающий нрав. Не удивительно, что он высватал себе в жены единственную дочь весьма состоятельных родителей, местную хохотунью Александру (1904 – ~1984), завидную невесту. Александра Федоровна не была красавицей, но обаянию ее не было предела. Высокая и стройная, юморная и неунывающая, она была любимицей Прасковьи Яковлевны и Любови Борисовны и их отрадой в трудные времена. Она так любила своего непутевого мужа, что до конца жизни сохранила верность его родне. Больше всего дружила с его племянницей — осиротевшей после войны Прасковьей Яковлевной, которая часто нуждалась в поддержке сильного духом человека.