— Кто придет звать меня к тебе, пусть скажет, что ты приболела да в постель слегла. Я пойму, — поучала она невесту.
— А для чего так? — бывало, спросит девушка.
— Для того чтобы никто, зная твое уязвимое состояние, не навредил тебе, не испугал, не расстроил грубым словом, короче, чтобы не воспользовался этим во зло, даже ненароком. Слабость своего здоровья скрывать надо, детка. Все живые существа в природе так делают. Так-то.
Да и сама она визиты к беременным скрывала, проходила задними дворами, через огороды, невидимо. А в дом входила бодрая, энергичная, приветливая. И все были уверенны, что после таких обрядов дети будут рождаться крепенькими и здоровыми.
Иногда, в случаях трудной беременности или родов с предполагаемыми осложнениями, когда роженице требовалось бодрящее присутствие чьей-то отчетливо выраженной самоотверженности и заботы, Ефросинья Алексеевна прибегала к средству, о котором прекрасно известно в народе, но которым не все умеют пользоваться: выражалось оно в истине, что в родном доме и стены помогают. В соответствии с этой логикой она предлагала роженице рожать ребенка не в мужнином доме, а в родительском. Кто как не мать окружит нуждающуюся в поддержке женщину любовью и нежностью, придаст ей сил? На это и делался расчет. Мать удаляла из дома остальных членов семьи и уделяла все внимание дочери. И это срабатывало, роды проходили без осложнений.
Случалось, что дома будущую мать окружала большая и шумная родня и женщина не имела возможности рожать в достойных условиях. Тогда Ефросинья Алексеевна забирала ее к себе, где для таких случаев у нее всегда находилось место.
А как помогали такие простые действия, как переодевание будущей матери в чистую рубаху! Казалось бы — чего проще? Да в больнице беременная сама бы переоделась и думать об этом забыла. А Ефросинья Алексеевна не упускала случая и тут обратить все на пользу роженице, устраивала из этого настоящий магический ритуал! Делала это сама, да с приговорами, а попутно давала выпить святой водицы, сама молилась и зажигала свечу перед иконами. А затем осторожно и со значением снимала с женщины кольца и сережки, послабляла туго стянутые волосы. И в течение родов ободряла роженицу, поглаживала поясницу, приговаривая, что все идет хорошо, потому что иначе и быть не может, ведь они и то, и другое, полезное и нужное — соблюли.
Пуповину новорожденному Ефросинья Алексеевна перевязывала свитыми волосами матери, чтобы между ними, по народному поверью, на всю жизнь оставалась нерушимая связь.
А уж если отец новорожденного до родов был замечен в легкомыслии или безответственности, то и ему тут перепадало! Ефросинья Алексеевна требовала от такого отца самолично подать ей его лучшую рубаху и именно в нее заворачивала принятого на свет младенца. Приговаривала: