Позади меня шелестят листья.
Я напрягаюсь.
Может, не одна…
Я медленно поворачиваюсь.
В отдалении стоит широкоплечий мужчина с копной белокурых волос.
— Дес! — Я тут же чувствую облегчение и направляюсь к нему. Сначала иду, а потом, когда он не подходит ближе, начинаю бежать. — Дес! — Но не успеваю до него добраться, как он исчезает.
Я останавливаюсь.
«Он пришёл за тобой…» — шепчут деревья.
— Дес? — Я чувствую давление металла на горло, и краем глаза замечаю белокурые волосы Деса. — Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он решил так потренироваться?..
Но это не тренировка. Я чувствую злость в его грубой хватке и в том, как лезвие вонзается в плоть, словно Дес хочет разорвать кожу. Торговец скользит губами по моей скуле.
— Бойся меня, смертная, — шепчет он, — ибо я стану твоей смертью.
Дес целует меня в щеку, а затем перерезает горло.
Я просыпаюсь со сдавленным криком и хватаюсь за шею.
«Не умерла. Просто сон. Всего лишь сон».
Дес обнимает меня.
— Калли, — говорит он, видя, что я проснулась, и в его словах слышится облегчение. Он притягивает мою голову ближе. — Калли, Калли, Калли, — бормочет он скорее для того, чтобы успокоить себя, чем меня. Мы с Торговцем обнажённые лежим в спутанных простынях.
Я отстраняюсь от него, чтобы заглянуть в глаза. Он понятия не имеет, что прямо сейчас я пытаюсь заставить разум не видеть в нём угрозу. Порез лезвия казался таким реальным.
Я сглатываю. Это был всего лишь кошмар.
Я прерывисто вздыхаю, последние остатки сна улетучиваются.
— Я в порядке… всё хорошо.
Ранний утренний свет просачивается в окно нашей комнаты, солнце оживляет аромат цветов, стоящих на столиках. В какой-то момент ночью мы ускользнули в комнату, закончив здесь то, что начали в лесу. Я растягиваюсь на кровати, увлекая за собой Деса, который неохотно позволяет притянуть себя на матрас и обнять. Я не готова вставать, но не уверена, что усну вновь.
— Расскажи секрет, — прошу я.
Он играет с прядью моих волос, долгое время ничего не говоря, но, наконец, произносит:
— У моей матери были такого же цвета волосы.
— Да? — переспрашиваю я, смотря на него.
Он опускает прядь волос.
— Иногда, — признаётся он, погруженный в свои мысли, — когда на меня наваливается суеверный настрой, я думаю, что это не совпадение.
Не знаю, что он имеет в виду, но от этого признания у меня мурашки по коже. Эта женщина воспитала Деса, писец, в смерти которого он винит своего отца.
— Расскажи мне о ней… о матери.
Он притягивает меня ближе.
— Что ты хочешь знать, ангелочек?
Я рисую круги у него на груди.
— Что угодно… Всё.
— Какая требовательная, — говорит он нежно, но продолжает рассказ уже серьёзным тоном. — Её звали Лариса, и я её очень любил…