Каждый раз обещала себе так больше не делать, каждый раз обещала, что это в последний раз, но вновь и вновь себя предавала.
Клялась себе не попадать в этот капкан любви и привязанности. Потому что зависимость от другого человека приносит только боль и разочарование. Особенно, когда четко понимаешь, что новая привязанность в сотни тысяч раз сильнее, чем то, что испытывала до этого.
Поначалу любовная игра завлекает и другими удовольствиями, но это рано или поздно заканчивается, остается только боль. И пустота.
Как ни сопротивлялась, все равно попала в эту клетку. Просила отпустить, но Бажин не отпускал. И не откроешь эту клетку, не разрушишь, не сломаешь… Потому что она внутри. Эта клетка внутри нее.
— Я все равно выбью тебя из образа. Ты у меня вылетишь оттуда как миленькая, — прошептал Виталя глуховато, прикусывая шею. — Я даже знаю — как.
Зубы мягко впились в кожу там, где яростно бился ее пульс. Машке стало страшно. Не от этой жестковатой ласки, конечно, не от легкого укуса.
Боли не было, но страшно стало потому, что он и правда может выбить, если обещает.
— Как? — спросила серьезно.
Бажин засмеялся, обозначая хриплым смешком не веселье, а, скорее, решимость, а ей не смешно. Она знает: у мужчин тяжелая рука. А еще она знает вкус крови. Она до сих пор его помнит.
— Клин только клином вышибается.
Как будто доказывая свою силу, целует в губы жестче. Влажно сминает их, подчиняя себе все: чувства, разум, волю. Тело уже в его власти. Да и сложно сопротивляться, когда сама почти голая, в одних трусиках, крепко прижатая к его горячему телу.
Он целовал ее грудь, чувствовал Машкино возбуждение, ее дрожь, томление и удовольствие. В его поцелуях читалась и ревность, и страсть, и одержимость. Машка заражалась от него этими чувствами, как болезнью.
Отпустив его плечи, потянулась за шампанским, которое осталось стоять на полу.
— Маня, не время пить шампанское.
— Как раз самое время. Ты же хотел волшебный трах? Чтобы умереть и воскреснуть. — Поднесла бокал к его губам.
— Хочу, да, — улыбнулся и отпил.
— Тебе понравится. Снимай трусы.
— Может, я мечтаю, чтобы ты сама это сделала. Каждый мужик только и мечтает, чтобы баба с него трусы сама стягивала.
— Буду знать. — Машка засмеялась и, подцепив за резинку, сняла с Бажина белье.
— Осторожнее только с этим знанием.
— Хлебни, охладись, — вернула ему иронию и снова уселась на него сверху, приникла и начала целовать.
Это был пьянящий поцелуй со вкусом шампанского, которое она слизывала с его языка. Со вкусом тревожности, одержимости и безысходности.