Танька с моим свертком в руках при прощании не выдержала и горько расплакалась.
Ритка тоже забралась в автобус с заплаканными глазами.
Еще на вокзале обратил внимание, что мне режет слух грубость прохожих, бестактность и равнодушие к пожилым людям и женщинам, мат.
Из будущего помню, что долго привыкал после комсомольского лагеря к окружающей действительности. Долго еще будет резать слух мат в общественных местах. Побывав всего три недели в окружении лучших представителей советской молодежи, я тогда считал, что коммунизм реален и мне повезло родиться в нашей стране и жить в то время.
Глава 11
Конец июля. Отступление. Романов. Июль
Григорий Васильевич только что вернулся из поездки по району. Попросил у дежурного помощника чая и сняв пиджак, переоделся в старую любимую вязаную кофту.
Анюта, когда-то связавшая ее давным-давно, рекомендует сменить на что-то более подходящее для первого секретаря. А ему нравится эта. В ней свободней дышится и лучше работается. Своим запахом и воспоминаниями приносит покой и комфорт в душе.
От многокилометровой поездки, многочисленных встреч сегодня устал. Хотелось отрешиться от всех дел и немного передохнуть. Но время уже позднее, а дела не ждут. Целая стопка документов, подготовленная помощниками, дожидается на краю стола, и притягивает взгляд. Сверху по установленному порядку лежат наиболее важные документы, требующие ознакомления или принятия решения в первую очередь.
Все же решил дождаться чая, немного передохнуть и позже приступить к документам. Сегодня проезжали Антропшино. Нахлынули воспоминания военной поры. Тогда он со своей частью отходил по этой дороге под непрерывной немецкой бомбежкой из-под Луги. Попросил остановить машину и вышел. Пытался узнать знакомые места, но не смог. Все изменилось.
Первым из документов оказался Информационный бюллетень ЦК КПСС. Вчитываясь в сухие строчки, привычно делал пометки карандашом или выписки для дальнейшей проработки помощниками и работниками Обкома. Споткнулся на информации о смерти члена Политбюро Кулакова Ф. Д., отложил карандаш и откинулся на спинку кресла.
После ТОГО письма он предпринял некоторые меры, пытаясь прояснить обстановку вокруг Федора Давыдовича. Активности и явной заинтересованности проявлять было нельзя. Он раньше особо не интересовался «кремлевской кухней», обстановкой, раскладами сил между влиятельными группировками. У него были союзники в Политбюро среди региональных лидеров — Кунаев Динмухамед Ахмедович и Щербицкий Владимир Васильевич. Втроем они представляли, если не самую, но достаточно влиятельную силу. Романов знал, что друзья-товарищи по ЦК и Политбюро ревниво присматривают друг за другом, опасаясь усиления коллег или изменения расклада сил и нарушения сложившегося равновесия. Старался раньше не лезть в это болото. Ему достаточно было, чтобы успешно решались вопросы по его Ленинграду. Внезапный интерес к другому Члену Политбюро заинтересовал и насторожил бы многих. Потому пришлось действовать исподволь, больше слушая или задавая косвенные вопросы.