Егор поплотнее прижал меня к себе:
— Нет! — слишком резко отозвался он. — Это — Катерина.
Илларион остановился, недоуменно нахмурился, спрятав руки в широкие карманы халата. Переминаясь с ноги на ногу, мужчина, казалось, сгорал от странного нетерпения.
— Наша гостья, — с нажимом сказал Егор.
Ученый хмыкнул, продолжая молчать. Безумие, что ранее совершенно точно светилось в его глазах — исчезло, точно с заявлением друга он потерял ко мне весь научный интерес.
— Простая девушка, — несколько нервно и неясно зачем добавил Егор, отступая на шаг.
— Я вижу, что не лягушка, — нетерпеливо закатил глаза Илларион. — Ко мне зачем притащил?
Пауза затянулась. Я чувствовала, как напряжение сковало Егора, даже его объятья стали несколько грубыми и болезненными.
— Это — мой дом и мне решать…
— Да-да, я все понял, — поспешно махнул рукой ученый, обрывая друга на полуслове. — Ты — хозяин, тебе принимать решения и прочее бла-бла-бла, что я уже слышал. Если это все, что ты собирался сказать, то не трать мое время зря. Я на пороге научного открытия! Весь мир перевернется! Это настоящий прорыв в медицине!
Егор скрипнул зубами.
Илларион явно потерял всякую заинтересованность в нашем присутствии, отошел к стойке с непонятными, дымящимися агрегатами, колбочками, пробирками, сосредоточив на них все внимание. Казалось, он совершенно не испытывал угрызений совести по поводу хамского поведения и более того, вообще не боялся ответной реакции Егора на любой свой выпад.
Интересно. Такого представителя медицины я точно еще не встречала.
— Нам нужна твоя помощь. Катя, по моей вине попала в аварию, необходимо, чтобы ты ее осмотрел, определил, есть ли серьезные повреждения, оказал медицинскую помощь.
— Мне некогда, — буркнул мужчина. — Почему ты не отвез ее в больницу? Что за идиотская привычка тащить все домой?! Ты что, не понимаешь?!
— Как раз наоборот. Это ты не понимаешь!
По комнате просвистел ветер. Илларион пошатнулся, будто от ощутимого толчка в спину, но устоял на ногах.
— Только не надо этих твоих штучек!
— Ил! — в голосе Егора звучала такая сила, что, казалось, можно было сломаться пополам от давления.
— Ладно, — нехотя капитулировал ученый. — Давай ее на кушетку.
Даже не удостоив нас взглядом, он не оборачиваясь, продолжал осматривать колбочки и записывать что-то в большую коричневую тетрадь. Егор быстро и аккуратно опустил меня на низкую, застеленную покрывалом, кушетку в углу комнаты, и отошел.
— Извинись.
Мрачность, прозвучавшая в его приказе, сказала мне о степени сдерживаемой мужчиной злости.
— Что? — обернулся Илларион, окидывая нас насмешливым прищуром.